Грачевский крокодил. Первая редакция

Такъ поживала Анфиса Ивановна нсколько десятковъ лтъ, какъ вдругъ за мсяцъ до начала настоящей повсти, часовъ въ шесть вечера, подъхала къ дому Анфисы Ивановны телжка запряженная парою лошадей. Изъ телжки вышла въ какомъ-то рыженькомъ бурнус съ небольшимъ сакъ-вояжемъ на рук молодая свженькая дамочка. Вбжавъ на крыльцо, она весело спросила Потапыча: дома ли Анфиса Ивановна? и узнавъ что дома, вошла безъ церемоній въ залу и увидавъ въ зал старушку съ любопытствомъ смотрвшую въ окно на подъхавшую пару, сейчасъ догадалась что старушка эта Анфиса Ивановна. Пріхавшая поспшно подбжала къ ней и обнявъ старушку отрекомендовалась что она ея племянница Мелитина Петровна Скрябина и принялась напоминать ей o себ. Мелитина Петровна передала что она дочь ея покойнаго брата Петра Ивановича, которую она, Анфиса Ивановна, разъ только видла и то тогда когда Мелитина Петровна была еще груднымъ ребенкомъ. Что годъ тому назадъ она вышла замужъ за штабсъ-капитана Скрябина, который служилъ при взятіи Ташкента подъ начальствомъ генерала Черняева, нын отправился въ Сербію добровольцемъ, посовтовавъ ей на время войны хать къ тетушк Анфис Ивановн, что она и исполнила. Затмъ Мелитина Петровна разказала что въ вагон встртилась она съ Асклипіодотомъ Психологовымъ, дохала съ нимъ отъ желзной дороги до села Рычей, а затмъ попросила уплатить ямщику два рубля, такъ какъ выходя изъ вагона она потеряла свой портъ-моне. Анфиса Ивановна уплатила деньги и приказала подать чаю. Мелитина Петровна вышла на балконъ, пришла въ восхищеніе отъ клумбы розановъ, воткнула въ косу одинъ цвтокъ, жадно вдыхала ароматичный воздухъ и объявила что лтомъ только и можно жить въ деревн, причемъ кстати обругала петербургскій климатъ. За чаемъ, который пили тоже за балкон, Мелитина Петровна разказала что всю дорогу, начиная отъ Москвы и до послдней станціи желзной дороги, она только и говорила съ Асклипіодотомъ Психологовымъ что объ ней и потому она теперь какъ будто знакома съ ней уже нсколько лтъ; знаетъ ея привычки, образъ жизни и употребитъ все стараніе чтобы быть ей пріятною и заслужить ея расположеніе. Говоря все эти Мелитина Петровна намазывала на хлбъ масло, подкладывала въ чашку сахаръ, попросила Дарью едоровау наливать ей чай покрпче и держала себя такъ какъ будто и въ самомъ дл нсколько лтъ знакома уже съ Анфисой Ивановной. Посл чая, узнавъ что за рк есть удобное мсто для купанья, завязала въ узелокъ полотенце, мыло, мочалку и, попросивъ указать ей мсто, отправилась купаться. Ужинала Мелитина Петровна съ аппетитомъ, хвалила кушанья, а отъ варенца подававшагося вмсто пирожнаго пришла въ восторгъ и объявила что за такой варенецъ надо заплатить въ Петербург никакъ не мене трехъ рублей.

Уложивъ Мелитину Петровну спать, Анфиса Ивановна собрала въ свою спальную и Дарью едоровну, и Домну и вмст съ ними начала припоминать подробности посщенія брата Петра Ивановича.

— Вотъ я не припомню хорошенько, говорила Анфиса Ивановна, — былъ-ли въ то время братъ Петръ Иванычъ женатымъ или вдовцомъ.

— Кажись вдовцомъ! прошептала Дарья едоровна.

— Ой женатымъ! подхватила Домна. — Я помню что съ нимъ прізжала какая-то дама, красивая, высокая, румяная…

— Это была не жена, а кормилица!

— Нтъ, жена. Я какъ теперь помню, была имъ отведена угольная комната и они въ одной комнат спали… а кровать была одна, закрытая кисейнымъ пологомъ отъ комаровъ.

— Ты все перепутала, Домна! говоритъ Анфиса Ивановна. — Кровать съ пологомъ мы устраивали для архіерея, когда онъ ночевалъ у насъ.

— А гд же дама-то спала?

— Съ архіереемъ не было никакой дамы.

— Съ кмъ же дама прізжала?

И старухи умолкали и углублялись въ воспоминанія. Но какъ он ни хлопотали, ничего припомнить не могли и, напротивъ, спутались еще боле и въ воспоминаніяхъ этихъ Петръ Иванычъ то оказывался холостымъ, то женатымъ и прізжавшимъ вмст съ женой, но безъ ребенка, то вдовцомъ съ кормилицей и ребенкомъ. То представлялся онъ имъ хромымъ, то гусаромъ съ длинными усами, стройнымъ, ловкимъ и лихимъ. Наконецъ дошло до того ужъ что Петръ Ивановичъ никогда даже и не прізжалъ и что Мелитина Петровна все наврала и никогда въ Грачевк груднымъ ребенкомъ не была… Позвали Потапыча; стали спрашивать его: не припомнитъ ли онъ, прізжалъ ли лтъ двадцать тому назадъ Петръ Ивановичъ съ кормилицей и съ груднымъ ребенкомъ? Потапычъ тутъ же припомнилъ.

— Да какъ же! почти вскрикнулъ онъ. — Извстно прізжалъ съ ребенкомъ и съ кормилицей. Еще помните разъ, опосля обда, ребенокъ потянулъ за скатерть и всю посуду переколотилъ!