Читаем Граф Безбрежный. Две жизни графа Федора Ивановича Толстого-Американца полностью

Материализм ещё не проник глубоко в сознание людей, ещё не пустил длинные корни сорняка в душах. Верили в судьбу, в предназначение, в силу и слабость души, в нервную энергию, которая главенствует над телом. Животный магнетизм был общепризнанным свойством отдельных людей. Наука не возражала. Сарра не была единственной носительницей этого удивительного дара. В дневниках Алексея Николаевича Вульфа есть рассказ о девушке, жившей в Твери в доме Полторацких и обладавшей даром магнетизма. Она могла во сне предсказывать будущее и сама себе прописывала лекарства.


Однажды, в счастливый день, когда боли в сердце отступили, Сарра сказала отцу, что хочет поехать в Европу. Он тут же стал собираться, достал атласы Германии и Италии, расспрашивал друзей о маршруте, о достопримечательностях и отелях. Он надеялся, что смена обстановки вылечит её, что Европа благотворно подействует на её разум. Никаких описаний этой поездки нет, только намеки, разбросанные в кратких строках Сарры.

По пути Сарра на мгновенье выглядывает из самой себя во внешний мир, и оказывается, что он ей не очень-то приятен. «Бреслау — большой, нечистый город. Варшава же показалась мне что-то неприятна. Словца — очень красивый город. Немен — прекрасная река». Вот и все её путевые заметки. Она скользнула взглядом по городам, через которые лежал их путь, посмотрела, скучая, на фасады и стены, и снова ушла туда, где ей привычно быть: в мир видений и экстазов. Смерть — таинственная страна, в которую она так боится и так жаждет попасть, страна, в которой она видит то чужбину, то отчизну — ей интереснее, чем жизнь вокруг, о смерти она говорит, пишет, думает, мечтает. «Не забывай меня, когда я вскоре буду покоиться в глубоком и прохладном лоне тихой и верной матери-земли; когда я буду спать под печальным мхом». Это она написала своей единственной подружке, Анете Волковой. Спокойные, элегические строки — кажется, Сарра смирилась с собственной смертью. Но это смирение минутное, проходит час или два, и от элегического спокойствия нет и следа. При мысли о смерти её охватывает темный ужас, который заставляет её демонически хохотать, рвать бумаги и разражаться слезами. Впрочем, в Дрездене она успокаивается и садится за работу: переписывает и переделывает все свои стихотворения на английском языке.

Граф Федор Толстой — состоятельный русский господин, путешествующий по Европе вместе со своей безумной дочерью — молится о ней. Можно представить себе его тяжелую коленопреклоненную фигуру в церквах западноевропейских городов. Тысячи молитв, тысячи просьб и слов Американец молится с той же цельностью и силой, с которой все делал на свете: воевал, враждовал, дружил, любил, пил. Но этот богомолец, взятый в плен собственной дочерью, все-таки не теряет вкуса к шуткам. Когда на въезде в Германию немецкий чиновник просит его заполнить анкету, где есть вопрос о звании и роде занятий, граф, не раздумывая, пишет о себе одно слово: «Lustig».


Путешествие по Европе закончилось также неожиданно, как началось. Только что Сарра наслаждалась видами Богемии и говорила, что начинает новую жизнь, но тут же боль в боку бросает её в кресло, и она сама диктует отцу, как её лечить. Он послушно исполняет, смешивает порошки, капает капли в рюмки. Из всех средств Сарра предпочитает гомеопатические и сама прописывает их себе. Боль прошла, от неё осталась песенка с веселеньким припевом, которую она сочинила в ночные часы, когда вся левая сторона тела у неё как будто горела огнем: «лишь бы только умереть». А утром, за завтраком, Сарра говорит, что больше не может ни дня оставаться в Европе, ей нужно домой, она скучает по России, не может больше без России… «Но теперь я в слезах должна рисовать себе твой образ, и заливаясь горючими слезами, мыслить о тебе, моя милая Родина!», — в немецком городе русская графиня с иудейским именем тоскует о России по-английски…

Когда-то самовольный, умевший обуздывать волю соперников-мужчин, граф теперь послушен воле шестнадцатилетней смуглой девочки, которая от болезни опять стала неуклюжей и толстой. Ничего приказать или запретить ей он не может. Они возвращаются в Россию. Это не первый её каприз и не последний. Он живет под ливнем её капризов — то она хочет ехать в Санкт-Петербург, а то в Москву, то улыбается, то плачет, то требует прогнать врача, то велит его призвать. Скажи она, что хочет переплыть океан и жить в Америке, он, не раздумывая, поехал бы с ней в Америку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное