Граф Безбрежный. Две жизни графа Федора Ивановича Толстого-Американца

Могила графа Федора Толстого, его жены Авдотьи и дочерей Сарры и Прасковьи. Москва, Ваганьковское кладбище

Время — это самодвижущейся ластик, который упорно и методично стирает людей, события, чувства, мысли, поступки. Человечество в целом и отдельные люди в частности противятся исчезновению, как могут: оставляют после себя усадьбы, дворцы, картины, письма, романы, дневники, мемуары. Но по большому счету это мало помогает. Дело даже не в том, что благодарные потомки на месте дворцов возводят торговые центры с подземными гаражами, а книгам все чаще предпочитают телевикторины. Дело в том, что невозможно сохранить главное во времени и в человеке. Главное в человеке — это то замкнутое, автономное пространство, которое одни называют душой, другие психикой, третьи сознанием, а четвертые внутренним миром. Из всех этих названий я предпочитаю последнее — в сочетании двух слов чудится что-то таинственное и недостижимое, как земля Санникова, скрытая глубоко в разломах Земли, как страна Шангри Ла, спрятавшаяся в облаках Гималаев.

Душа — это черный ящик, в котором хранится запись всего, что происходило с человеком на протяжении жизни. Но только как нам расшифровать его? Мы не умеем. Может быть, черный ящик вообще создан не для нас, а для Него, и только Он в нужный час прочтет, что там написано.

Не стоит обманываться: реконструкции людей прошлого, которые сооружают для нас историки и романисты, примитивны и недостоверны. Эти модельки иногда способны развлечь, но никогда не могут воссоздать ушедшего человека в его живой сложности. Можете ли вы знать, что думает и чувствует ваш сосед по лестничной клетке? Способны ли вы понять, что происходит в голове охранника, восемь часов в день стоящего у двери банка? Даже самая простая человеческая психика представляет из себя темный лес мотивов и желаний. Что уж говорить тогда про какую-нибудь Нефертити, отделенную от нас пропастью веков, или про графа Толстого, не оставившего после себя мемуаров?

Живая жизнь подобна напитанной влагой губке. Влага — это фигуры умолчания, это память, это то невысказанное, что понятно людям, которые существуют внутри эпохи, и совершенно неуловимо для тех, кто на эпоху смотрит со стороны. Время проходит, влага пересыхает, от жизни остается маленький сморщенный комок: разрозненные бумаги, поломанные стулья, смятые счета, записки, усеянные пятнами жира, амбарные книги, на которые кто-то когда-то пролил вино… Бумага выцветает, клавиши пианино желтеют, оружие ржавеет, старые портреты умирают под слоем реставрации, на донышке пересохших чернильниц валяются мертвые мухи. Между жизнью и тем, что остается от неё, нет никакой связи.

Можно искать ушедшее время, но нельзя найти. Такой поиск — занятие для мазохиста. Это только серьезные ученые думают, что история наука и можно понять закономерности процесса. Бог им в помощь, этим профессионалам архивов и мастерам сносок! Я же себя надеждами не тешу. Все мои исследования имеют один конец. Как не старайся понять, все равно до конца не поймешь. Как не мечтай увидеть воочию, все равно не увидишь. Как не распутывай запутанные в клубок исторические связи, до конца все равно не распутаешь. И все-таки это занятие доставляет наслаждение, потому что оно дает жизни вкус и уводит в нездешние, волшебные края. Не хуже любой марихуаны.

Историк — это наркоман, все время пребывающий в плену своих галлюцинаций. Как галлюцинации связаны с реальным прошлым — никто не знает. Невозможно постигнуть ушедшую жизнь через рациональное размышление над статистической сводкой, через долгое изучение бумаг в архиве и камней в овраге. Но, может быть, тогда существует иррациональный путь постижения, путь фантазии, в которой прошлое возвращается к нам в цельном, живом виде? Если Менделееву его таблица элементов привиделась во сне, почему историку новой формации не может явиться во сне фараон Рамзес или император Александр Благословенный? Тогда снотворное лучший друг исследователя, а мягкая подушка и упругий диван куда вернее ведут к цели, чем зал библиотеки и пыльная комната архива.

Прошлое это сновидение, которое мы все время пытаемся вспомнить. Что там означают золотые монеты, и белые манжеты, и солнце на клинке, и арфа в углу, и ускользающий за угол плащ, и улыбка незнакомки, и шляпа с сальной подкладкой, и черный зрачок пистолета, направленный нам прямо в лоб? Все века человеческой истории клубятся в нас, как туман, расплываются, мелькают, манят за собой и исчезают без следа. Сновидение неуловимо.