– Госпоже Мыслевской завещаются какие-то драгоценности покойной госпожи Барсуковой, мне – двадцать тысяч рублей и маленькая коляска с двумя лошадьми, Торопину – десять тысяч. Он давний друг семьи, особенно покойной госпожи Барсуковой. Последнее завещание специально составлено так, чтобы под подозрением оказались все дети Михаила Аристарховича.
– Я вижу.
– Там есть ещё множество пунктов, касающиеся совладельцев фирмы. Но как бы то ни было, она практически вся перейдёт в руки Светилина. Александр Константинович, мне нужно выпить хотя бы немножко коньячку. Простите, но я больше ничего не припомню. Или вы хотите ещё что-то спросить?
– Если вы больше ничего не припомните, какой же толк спрашивать? Спасибо, Отто Германович, за откровенность. Я советую вам лечь спать поскорее. А завтра мы, возможно, снова переговорим. Сегодня вы не в том состоянии.
Управляющий виновато развёл руки в стороны и удалился.
– Несколько тысяч, значит. Не такой уж и весомый предлог для тебя. Хотя… сейчас нельзя быть ни в чём уверенным. Если в этом доме такое творится, значит, голова Марфы уже разрывается от сплетен, – ухмыльнулся Соколовский. – Надо выяснить. Хотя, нет. Лучше с утра.
Он с неодобрением посмотрел на поднос с остатками ужина и позвонил в колокольчик.
– Марфа! – позвал граф. – Куда ты опять пропала?
Глава одиннадцатая
Дочь своего отца
У дверей в библиотеку ужом извивалась фигура Марфы. Пытаясь увидеть сквозь замочную скважину как можно больше интересного, служанка заглядывала в неё с разных сторон. С той стороны раздавались крики знакомых голосов. Находящиеся в библиотеке обвиняли друг друга в чём-то и сыпали угрозами. Марфа наконец-то заняла наиболее удобную и любопытную позицию и замерла. Она смогла разглядеть стоявшую напротив окна Надежду Михайловну. Марфа вздрогнула от прикосновения неизвестных рук к её талии.
– Что слышно? – спросил хорошо знакомый мужской голос.
Марфа подпрыгнула на месте и повернулась лицом к подкравшемуся Александру Константиновичу.
– Там такое творится! – любопытная служанка даже не думала оправдываться. – Ты даже представить себе не можешь: Светилин – сын Барсукова!
– Да ты что? – с наигранно-издевательской улыбкой отреагировал граф. – Тогда, конечно, мешать не буду.
Он встал рядом с Марфой, облокотившись на стену и поглядывая в стороны на случай, если вдруг кто-то появится в соседних коридорах. Марфа вернулась к прежнему положению и стала похожей на букву «г».
– Вы просто нахал! Он – негодяй! Этого просто не может быть, – кричала Надежда Михайловна.
– Я сам видел…
– Я понимаю ваше беспокойство. Неприятно осознавать, что убийство отца оказалось напрасным…
Эти слова, безусловно, произнёс Светилин, оказавшийся вовсе и не Светилиным, а Романом Михайловичем Барсуковым.
– Да как он смеет? Уж не думает ли это ничтожество…
– Прикажете стакан принести? – улыбаясь, поинтересовался Соколовский у служанки.
Марфа отмахнулась и прилипла к поверхности двери ещё крепче. Кажется, с госпожой Хитровой там, в библиотеке, происходила настоящая истерика. Она кричала, срываясь на визг, и сыпала ругательства в адрес новоявленного единокровного брата. Улыбка сошла с лица Александра Константиновича, когда в коридоре появилась фигура Торопина.
Граф резким движением оторвал лицо Марфы от двери и заставил разогнуть спину. Врач повернулся и направился в их сторону. Александр Константинович, дабы не быть обнаруженным за столь низким поступком, как подслушивание, распахнул дверь и ворвался в библиотеку. Следом за хозяином туда проникла и Марфа.
Секунду назад госпожа Хитрова размахивала руками. Она так и замерла со вскинутыми вверх руками, сжимая кулаки. Рядом с ней стоял бледный супруг. Неподалёку от сестры стоял Михаил Михайлович. Все трое противостояли одинокой фигуре провинциального актёра.
– Дрянь! Я докажу, что у тебя нет никаких прав на отцовскую фирму! – никак не могла успокоиться Хитрова.
– Птичка, прошу тебя, возьми себя в руки, – елейно зашептал её на ушко супруг.
– Ты ещё! Тюфяк, – бросила Надежда Михайловна.
Всё же она смогла успокоиться и с вызовом посмотрела на Александра Константиновича.
– Господа, что вы здесь устроили? – развёл руки в стороны граф. – Устроили скандал, да ещё в такое время – когда умер ваш батюшка. Это низко!
– Его отравили, ваше сиятельство, – сказала Хитрова. – И знаете кто? Вот этот подлец! Я завтра же потребую от следователя, чтобы его арестовали. Нет! Сегодня же напишу.
– Обратите внимание, Александр Константинович, эти господа на протяжении получаса поливают меня грязью лишь за то, что их отец выполнили свой христианский долг и позаботился обо мне – своём сыне.
– Да какой ты сын! Не может этого быть! Ты подделал бумаги, и я докажу это в суде, самозванец! Почему я, слабая женщина, защищаю честь семьи, а вы, так называемые представители сильного пола, стоите и молчите? – Надежда Михайловна грозно обратилась к брату и мужу. – Чего ты стоишь? Скажи же что-нибудь! У-у, мямля!
Она, позабыв о присутствии графа и его служанки, заколотила мужа по плечу, призывая его выступить против актёра.