Граф Соколовский и разыгранное убийство

Нахлынувшее чувство превосходство заглушило голос совести. Столичный сыщик самодовольно ухмыльнулся и спрятал флакончик, о существовании которого Утёсов пока даже не подозревал, во внутренний карман пиджака. Граф ещё ничего не знал об очередном происшествии в барсуковской усадьбе. Хотя он был просто-таки обязан предположить нечто подобное.

Глава тринадцатая Ещё один тщательный обыск

– Пулев уехал! Проворонил ты, Константиныч, убийцу!

– Тише, – цыкнул языком граф и строгим взглядом смерил свою служанку. – Как это уехал?

– А вот так! Часа два назад вышел из дома с жёлтым саквояжем – и ищи-свищи ветра в поле, – подпрыгивая слева от Соколовского, болтала Марфа, приближаясь вместе с ним к барсуковскому дому с колоннами. – А только что, перед тобой прямо, слуга его уехал. Набил повозку хозяйскими вещами – и на вокзал.

– Да ты что, – задумчиво проговорил Александр Константинович. – Не могу сказать, что огорчён его отъездом, хотя такая внезапность, конечно, настораживает. Значит, старого мухомора что-то поторопило. Стал бы он уезжать, когда его здесь содержат абсолютно бесплатно. Утёсова оповестили?

– Не знаю. Нет, вроде бы. А и не кому, Константиныч. Барсуков отбыл по делам куда-то. Хитровы тоже уехали – о погребении и отпевании договариваются. Забыла же сказать! Завтра покойного Барсукова хоронят, вот! Тебе Лев Борисыч рассказал о вскрытии? Чем отравили-то беднягу?

– Не твоего ума дело. Марфа, ты лучше найди Франца. Пусть едет к следователю и скажет, что князь сбежал. Утёсов должен знать об этом немедленно.

– Ага, сейчас, я мигом! – Марфа уже было собралась бежать к Францу Карловичу, но внезапно остановилась. – Так, чем его отравили?

– Не забивай себе голову. Делай, что тебе приказывают, – граф недовольно поджал губы и резво поднялся на террасу.

– А-а-а, кому-то самому от ворот поворот дали, – с довольной улыбкой произнесла Марфа. – Тебе следователь самому ничего не сказал. Хе-хе, будешь знать.

– Живо беги за Францем! – грозно вскрикнул граф и раздосадовано отворил дверь, с силой стукнув по ней тростью.

В это время с лестницы как раз спускалась жена Михаила Михайловича. Она выглядела чрезвычайно расстроенной и, оттого лицо её приобрело болезненный вид.

– Добрый день, Александр Константинович, – тихо поприветствовала гостя Барсукова, спустившись с лестницы.

– Екатерина Марковна, – граф взял её ладонь и нежно прикоснулся к ней кончиком пышных усов. – Говорят, князь Пулев покинул дом.

– Да, это так. Утром мой супруг что-то долго обсуждал с ним. Я не знаю, о чём они говорили. Позвонили с новой фабрики, там произошла какая-то авария, и Михаил поспешил туда.

– Это та самая фабрика, которую должны были запустить в понедельник?

– Да. Именно та. Простите меня, граф, я хотела бы отдохнуть в тишине.

– Конечно, – взметнул брови вверх граф и отступил в сторону.

Екатерина Марковна повернулась к нему спиной и направилась в библиотеку. Граф задумчиво посмотрел ей вслед и направился вверх по лестнице. Уже на втором этаже его застиг истерический женский крик.

– Пропали! Серьги пропали!

Александр Константинович перевесился через перила. В дом вбежали только что вернувшиеся Хитровы, через секунду из левого крыла появилась Мыслевская. Они поспешили в библиотеку, откуда продолжали доноситься истерические всхлипы. Перебивая плач Екатерины Марковны, из-за приоткрытой двери вылетали гневные крики Хитровой. Она обвиняла почти всех обитателей дома, в первую очередь – своего брата и невестку. У лестницы промелькнула фигура Марфы. Графская служанка дотронулась дверной ручки и приоткрыла дверь шире, чтобы разглядеть больше деталей.

– Марфа, найдёшь Франца Карловича, скажи – пусть поторопится за Утёсовым, – приказал граф и быстрой походкой направился к своей спальне. – А, нет. Стой!

Александр Константинович стремительно, враз лишившись своего аристократизма, как-то по-мальчишески сбежал по лестнице и вцепился в плечо удивлённой женщины.

– Скажи, когда ты подбежала к Отто, от него воняло водкой? – спросил граф, пребывая в крайней степени возбуждения. – Запах спирта был?

– Ещё какой! От нашего Фёдора меньше воняет, как напьётся. Бедолага. Я его, как увидела – обомлела. Весь в крови, разодран. Господи!

– Марфа. Одежда немца была мокрой, словно он чем-то её намочил. Не так ли?

– Да там не разобрать было. Я вся перепугалась. Он весь в крови, кричит. Рядом собаки, ужас! И спиртом разит за версту…

– Что ты молчишь?! Ты – тряпка, а не муж. Скажи ей, пусть вернёт мамины серьги! – со злостью раздалось за дверьми библиотеки.