Марфа застыла в нерешительности. Ей, если говорить начистоту, было всё равно как будет похоронен Барсуков. Конечно, ей было жаль его, как было бы жаль любого другого человека. И то, что над ним совершили отпевание и панихиду, нисколько не смущало её. Ведь для Марфы это было в порядке вещей, так было положено. Она не для того пришла за графом, чтобы защищать честное имя Барсукова. Но внизу разжигались нехорошие разговоры. Многие с недоумением отмечали отсутствие Александра Константиновича внизу. Некоторые воспринимали это как неуважение хозяина, другие – как презрение к покойному (кто-то даже сказал, будто граф рад его убийству), третьи говорили о дурном характере Александра Константиновича и даже о сомнительном здоровье его рассудка. Так уж была устроена бедная Марфа, что все эти перешёптывания и пересуды не могли миновать её ушей.
– Константиныч, спустись, прошу тебя. Так положено. Простись с покойным.
– Я никуда из своей комнаты не выйду, – категорически заявил граф. – Так, всё. Оставь меня, пожалуйста.
Марфа уже вобрала в грудь воздуха, чтобы обрушиться на хозяина с осуждающей, нравоучительной речью, но граф Соколовский жестом заставил её замолчать.
– Оставь меня. Я же сказал. Марфа, всё! Иди.
Несколько раздосадованная служанка покинула комнату. Александр Константинович запер дверь на ключ, неторопливо прошёлся по комнате и остановился перед иконами.
– Господи, прости и помилуй заблудшего раба твоего…
Надо сказать, Александр Константинович всё же покинул свою комнату в тот момент, когда гроб с телом Михаила Аристарховича погрузили на катафалк. Неторопливым шагом граф Соколовский сопровождал траурную процессию до кладбища и бросил горсть земли на гроб. Александр Константинович продолжал испытывать презрение к образу мыслей Барсукова и не перестал осуждать его воззрений на жизнь. Но он искренне попытался простить покойного, его барсуковское самолюбование, жажду к обогащению, прелюбодеяние, дурной спектакль с собственным отравлением. Ведь, в конце концов, и сам граф не был свободен от греха. И он хотел, чтобы кто-нибудь также простил ему его прежнюю разгульную жизнь, его частые романы, высокомерие и раздражительность. Граф Соколовский простил Михаила Аристарховича и помолился за его душу пред Богом.
За поминальным столом присутствовал и судебный следователь. Александр Константинович заметил, что сегодня он выглядит чересчур сосредоточенным и, даже, расстроенным.
– Почему этот дурак молчит? – разочарованно прошептал себе под нос граф.
– Что вы сказали? – наклонилась к Александру Константиновичу Мыслевская, сидящая справа.
– Ничего-ничего, Марина Николаевна. Я так. Не пойму, где Торопин. Вы его видели на похоронах?
– Почему он вас интересует? Гораздо интереснее, где сейчас князь Пулев. Лев Борисович, – Мыслевская, как можно тише, позвала судебного следователя, сидящего на другой стороне стола. – Удалось ли вам поймать князя?
– Мы смогли задержать только его слугу, – вынужденно признал следователь. – У него на руках осталось два билета до Москвы. Но сам князь бесследно пропал. Мы послали телеграммы на все ближайшие станции, чтобы его задержали. Пока безрезультатно.
Кажется, присутствующие больше интересовались проблемами насущными, нежели помином души Барсукова. Все вели обыденные разговоры. Кто-то отправился на прогулку по усадьбе, кто-то удалился в дом. Если о покойном и вспоминали, то лишь в контексте расследования убийства или вопросах наследства. Михаил Михайлович уже смирился с тем фактом, что главным наследником является его единокровный брат. Но вот его сестра никак не могла простить отцу такого несправедливого, по её мнению, поступка. Вокруг неё собралась группа людей, считающих себя сведущими в юридических вопросах, и убеждающих её, что завещание Михаила Аристарховича может быть оспорено.
Роман Михайлович тоже присутствовал в доме. Сегодня он вёл себя на редкость развязнее, зная, что на глазах у публики Надежда Михайловна не устроит скандала. А даже если бы нервы госпожи Хитровой и не выдержали, и она подняла крик – это послужило бы во вред ей самой. Наследник покойного Барсукова важно расхаживал по усадьбе, словно павлин. Он стал называть усадьбу своей, собирался как можно скорее научиться управлять отцовской текстильной фирмой.
– Конечно, для этого мне потребуется поддержка моего старшего брата, – самодовольно рассказывал актёр собравшимся вокруг дамам. – Он лучше других разбирается в делах фирмы. К тому же он директор двух фабрик, а я не хотел бы, чтобы фирма «Барсуковы» лишилась бы их. Я надеюсь, я и Михаил найдём общий язык, и фирму ожидает дальнейший экономический рост.
Александр Константинович в раздумьях поглядел на этого человека. Его поведение делало недавнего провинциального актёра ужасно похожим на покойного Барсукова. То же самодовольство, те же черты лица и внезапно проявившаяся привычка делать многозначительные паузы.
– Это просто счастье, что батюшка не оставил ни одной фабрики моей сестре, – незаконнорожденный Барсуков уколол взглядом Хитрову. – С ней найти общий язык было бы гораздо сложнее.