Граф Соколовский и разыгранное убийство

– Лев Борисович, князь Пулев покинул усадьбу за два часа до моего возвращения, – объяснил Александр Константинович. – Я вернулся сюда около четырёх часов, а незадолго перед моим возвращением пулевский слуга вместе с вещами отправился на вокзал. И если в этот раз Ваше благородие позволит мне дать следствию небольшой совет, то вот он: немедленно отправляйтесь на вокзал и выясните, на какой поезд сел Фёдор Иванович!

– Мерзавец, – вырвалось из уст Хитровой.

Утёсов сверкнул глазами и резко бросился к двери. Он распахнул её слишком быстро – Марфа едва успела отскочить и избежать позорной участи быть пойманной за подслушиванием. Лев Борисович добежал до своей повозки и отдал своему помощнику чёткие указания. Тот заторопил извозчика, и вот – правосудие, что есть мочи, неслось к вокзалу.

Утёсов, нахмуренный и сурово глядящий на мир, вернулся в библиотеку. Его бакенбарды грозно встопорщились.

– Господа, необходим обыск.

– Конечно, Лев Борисович, – любезно отозвался Михаил Михайлович. – Проводите Льва Борисовича до комнаты князя.

Последние слова относились к Марфе. Служанка послушно направилась к лестнице, как басовитый голос Утёсова заставил её замереть.

– Нет, Михаил Михайлович. Требуется обыск всех комнат, занимаемых вашими гостями. Сейчас сюда прибудет полиция, и я прочешу всю эту усадьбу. Попросите слуг никуда не выходить. Пусть соберутся в том маленьком домике и не покидают его, пока мы не закончим. Попрошу, никого из вас не выходить из библиотеки без необходимости. Вы, Михаил Михайлович, как хозяин дома можете присутствовать при обыске, – Утёсов внимательно осмотрел присутствующих.

До самой поздней ночи служители закона осматривали вещи каждого из присутствующих в доме, в том числе и слуг. После того, как дом был тщательно изучен, и каждая трещина в стене была рассмотрена в лупу, находящиеся в библиотеке получили разрешения подняться в свои комнаты. Служители полиции во главе с урядником и Утёсовым повторно изучили каждый клочок барсуковской земли. С особенной тщательностью был изучен вольер с собаками.

Стоя у окна, Александр Константинович видел, как усадьбу покидали вооружённые фонарями полицейские урядники. Видимо, ни у кого из пребывающих в усадьбе драгоценности так и не были найдены. Граф Соколовской задвинул шторы и с усмешкой на лице подошёл к письменному столу. Он взял в руки молитвослов, перекрестился и повернулся к образам.

Глава четырнадцатая Подсказка управляющего

С утра барсуковская усадьба наполнилась людьми. Из Орла привезли детей Надежды Михайловны и Петра Петровича. Оказалось, что у них довольно большое семейство – три мальчика и две девочки. Самая старшая из детей, девочка с красивыми медно-русыми косичками, лишь в этом году поступила в Николаевскую женскую гимназию. Самый младший неотлучно находился на руках у своей кормилицы.

Из окна своей спальни граф наблюдал за продолжающими прибывать родственниками и друзьями покойного. Двор заполнился многочисленными повозками. На другом конце аллеи остановилась роскошная карета, и из неё неторопливо вылез престарелый генерал – дядя покойного Михаила Аристарховича. Михаил Михайлович приветствовал генерала и помог ему преодолеть липовую аллею.

В дверь постучали, и тут же, не дожидаясь ответа, в спальню проникла Марфа.

– Константиныч, чего ты здесь сидишь? Спустись вниз, простишься с покойным. Скоро все на кладбище пойдут.

– Я никуда идти не собирался. Да и как можно отпевать неверующего?

– Чего ты удумал? – непонимающе спросила служанка и плотно закрыла дверь.

– Мы ведь не отпеваем тех, кто не был крещён, – задумчиво проговорил Александр Константинович. – В церкви не поминают тех, кто не был православным. И, конечно, это правильно. Как может Церковь совершать обряд над тем, кто никогда не был её чадом. Это я понимаю и признаю. Так же и еретики, отлучённые от Церкви, не могут быть упомянуты в церковных молитвах. Но как можно отпевать человека, который, нисколько не стесняясь, заявил мне в лицо, что отрицает существование Бога? Который вздумал насмехаться, когда я попытался переубедить его. Если Церковь не поминает в своих молитвах тех людей, которые не имели возможности принять Крещение, то почему она же отпевает этого сребролюбца, сознательно отвергающего Бога? По своей воле!

– Ну, тише, Константиныч, – попросила Марфа.

– Я понимаю, когда за отступников молятся в келейных молитвах. Это одно. Никто не может запретить христианину молить Бога о душе другого человека. Но как можно над такими, как Барсуков, совершать чин отпевания? Он же отрицал само существование Бога!

– Но он же храм построил и на службы ходил, – неуверенно произнесла Марфа.

– Да какой в этом толк? Кому он там молился?! – вспылил граф. – Самому себе? Ведь Бога нет! По его словам.