Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020

Не осмыслить – озвучить.
Если тело звучит,
значит, живо, живуче.
Как чудесно урчит
в животе! Как скребется
сердце – жук в коробке!
Прозвучит – и поймется

.И затихнет в руке.

Вера Павлова. «Плед»

[772].

В метафорическом сравнении Как скребется / сердце – жук в коробке! обнаруживается актуализация этимологической связи понять – поймать (поймется – ‘поймается’), при этом эротический контекст сравнения актуализирует еще одно слово с тем же историческим корнем – поять.

Следующий текст указывает на возможность синтеза страдательного рефлексива с возвратными глаголами типа прохаживаться, прохлаждаться:

Язык под небом скажет: Liebe Dich.
И руки похватают в обе
Заезжих лебедей и лебедих,
Гусей, гусынь, могил, надгробий.
Как яблоки у пирога в утробе,
Огни взлетаемых шутих.
А это провожается

жених.Обритый. В арестантской робе.

Мария Степанова. «Язык под небом скажет: Liebe Dich» / «20 сонетов к М»

[773].

При восприятии глагола провожается как непассивного (ср. глагол прощается, по смыслу близкий для изображенной ситуации), можно предполагать, что слово провожается, подобно гиперониму, конденсирует в себе несколько частных значений: пьет с друзьями и родственниками, ведет себя развязно, запускает или наблюдает фейерверк и т. д. Здесь, как и в других примерах из стихов Марии Степановой, наблюдается неединичный залоговый сдвиг. Словоформа провожается следует за аномальным страдательным причастием взлетаемых (ср. слова несгораемый, непромокаемый – нормативные страдательные причастия настоящего времени от непереходных глаголов совершенного вида).

Любопытны примеры того, как залоговые характеристики перераспределяются между глаголами – по отношению к норме:

Бывают в этой жизни миги,
Когда накатит благодать,
И тут берутся в руки книги
И начинаются читать

.

Игорь Иртеньев. «Бывают в этой жизни миги…»

[774].

В тексте Иртеньева внутренней мотивацией залогового сдвига начинаются читать вместо начинают читаться является нормативный пассивный рефлексив берутся. Если и в пределах нормы выдвижение семантического объекта в позицию синтаксического субъекта всегда повышает ранг этого объекта, то в такой аномальной конструкции ранг актанта книги повышается значительно больше, приводя к олицетворению предмета.

В современной поэзии есть также примеры с транзитивацией пассива, что запрещено современной нормой: присоединение постфикса -ся к переходному глаголу обычно делает его непереходным:

Как тебе теперь карандаш грызется

,и от смысла много ли остается
на бумаге зряшной, безмозглой, спину
подставляющей всяческому кретину.

Владимир Бауэр. «Вдохновенье – это как будто птичка…»

[775].

Но возможность транзитивации возвратного пассива все же не чужда русскому языку. Подводя итог большому специальному исследованию переходности, В. Б. Крысько пишет:

Итак, на протяжении русской языковой истории не было ни одного периода, когда интранзитивность являлась бы всеобщим, инвариантным свойством возвратных глаголов. <…> употребление В[инительного] П[адежа] при рефлексивах может быть определено как постоянный, хотя и достаточно маргинальный, компонент русской синтаксической системы. Меняются причины, обусловливающие присоединение аккузатива к различным возвратным глаголам, но неизменно сохраняется сама возможность такой сочетаемости (Крысько 2006: 412).

Виртуозная игра залогами представлена в поэзии Александра Левина: