Гранат и Омела (СИ)

Старуха ее пугала. Пытаясь избавиться от холодка, пробиравшегося по спине, Авалон спросила:

— Мы же в Лагуарде?

Ей ответила Марта одним кивком. Не ответила словами, не пустилась в путанные объяснения, не отхлестала ее искрометными и задорными шутками. Просто кивнула. Авалон почудилось, будто тени в комнате сгустились, несмотря на горящий очаг.

— Я вас не помню, — храбрясь, деланно небрежно сказала Авалон, пытаясь не показать страха.

Если Элеонора действительно была наставницей бабушки, значит Авалон должна была видеть ее в деревне все свое детство. Либо старуха просто сбрендила и несет околесицу.

— Я была здесь и буду еще долго, — таинственно произнесла она, подалась вперед и, нависнув над столом, добавила: — Мне повезло проглотить то, что я должна была исторгнуть. Это хороший обман, внучка Реджины, но играть с судьбой опасно. У нее куда больше опыта. А заигравшись, можно потерять бдительность, и тогда судьба найдет тебя. Она идет по твоему следу, точно охотничий пес. И ее не собьют со следа ни вода, ни снег, ни расстояния.

Авалон, застывшая от ужаса, осознала, что сломала ложку только тогда, когда черенок со звоном упал на стол. Элеонора откуда-то знала, что она всех обманула. Бабушку, мадам Монтре, Каталину и даже магию — проглотила эти клятые гранатовые зерна. Вот только пугающим было даже не то, что старуха знала об этом, а ее дальнейшие слова, которые Авалон особо и не поняла. Толку в них было с мышиный нос, но они не ощущались, как бредни умалишенной. Нет, они звучали как предостерегающие речи того, кто знал, о чем говорит. Это вселило в Авалон животный ужас. Ей вдруг стало так душно, что захотелось встать из-за стола и выйти во двор, чтобы поискать людей, которые не казались бы призраками с Берега Персены. В деревне даже после нападения инквизиторов наверняка остались люди, которых она когда-то знала. Девочки, с которыми она проходила ритуал. Многие, скорее всего, повыходили замуж, но часть, возможно, еще в материнском доме. Но Авалон не успела даже отодвинуть стул, как вновь прозвучал старческий голос:

— Их нет.

Холод, скопившейся под кожей Авалон, проткнул ее изнутри невидимыми ледяными иглами.

— Они все спят под белым деревом.

— О чем вы? — голос ее дрогнул, но старуха как будто стала не только слепа, но и глуха: преспокойно встала из-за стола, забрала свою миску и опустила ее в таз с водой. Потом вооружилась ножом, уселась на стул, пристроенный у очага, и стала наощупь подбирать с пола корнеплоды турнепса.

Авалон переглянулась с Мартой и вопросительно вскинула брови. Марта поманила ее на улицу, но перед этим накинула на ее плечи теплый шерстяной плащ. Закрыв за собой входную дверь, они сели на лавку, пристроенную у стены дома. Из темной утробы реки, которая змеей вилась недалеко от дома Элеонора, уже выползли синие сумерки. Но, несмотря на зашедшее солнце и ветер, раскачивавший коричневые хвосты рогоза, Авалон было не так холодно. Густая шерсть плаща, — явно дорогая, — хорошо сохраняла тепло.

— Посидим здесь недолго, дорогая, — сказала Марта, поправляя плащ, чтобы из-под него не выглядывали ноги Авалон. — Тебе полезно немного подышать свежим воздухом.

— Кто эта старуха? Ты ее знаешь?

— Это Элеонора Квитанская, — многозначительно изрекла Марта и смущенно пожала плечами.

Авалон поймала себя на том, что сидит с отвисшей челюстью.

— Не может быть! Та самая? — Осознавая, какую чушь говорит, она сама замотала головой так, что растрепала косу, которую ей, видимо, Марта и заплела, пока Авалон лежала с лихорадкой. Понизив голос, она прошептала: — Младшая дочь Бланки? Королева, которой никогда не будет?

Авалон, как и каждая придворная дама, была обучена истории. Не знать основ для придворной дамы было непростительным преступлением. Она до сих пор помнила боль от указки учителя. Именно ею он вбивал знания в «прелестные головы» благородным и не очень леди.