Гранат и Омела (СИ)

С помощью Марты опустившись на колени, Авалон с сомнением уколола палец о мачту одного из корабликов и капнула кровь в пиалу. С затаившейся надеждой на чудесное откровение, она долго ждала чего-то особенного, что могло облегчить ее смятение, но ничего не произошло. Только ветер все также шелестел в кронах и тростнике, цапли хлюпали по болоту, а из груди Авалон вырывалось сиплое дыхание. Решив, что Персена сочла ее недостойной из-за ее недавних дерзновенных и неподобающих мыслей, Авалон макнула пальцы в воду, дотронулась к своим губам и чреву. Помолившись Персене о прощении, Авалон не заметила, как ноги донесли ее, а заодно Марту, к той части деревни, где царствовала немая печаль. Разрушенные останки ее прежней жизни торчали погорелыми остовами, а тени от них лежали на земле, как острые черные зубы. Смерть в этом уже несуществующем доме не изменила ни деревню, ни мир, зато изменила Авалон.

Истекая кровью и продираясь сквозь колючий тёрн, она трусливо убегала от огня, криков и смерти. Храмовник, убивший своего инквизитора, не стал ее догонять, но за ней последовал куда более страшный хищник: вина. Это Авалон привела инирцев к своему дому. После ритуала, проглотив зерна, она узнала о том, что Дубовый Король живет вместе с мадам Монтре в Наварре, куда ей предстояло уехать учиться. Поняв, что совершила непоправимую ошибку, Авалон попыталась ее исправить. Забрав отцовского коня, она сбежала в сторону срединных земель, чтобы там переждать. Однако перст Персены привел ее к горящей деревне, которую потрошили инирцы. Три ведьмы пытались отстоять свой дом и успели убить нескольких храмовников. Это зрелище настолько ужаснуло Авалон, что она забыла об окружении и не заметила, как к ней подлетел храмовник. Он перехватил повод коня и вышиб Авалон из седла. Она упала, подвернув лодыжку и разодрав до крови руки. То, что произошло дальше, она помнила резкими всполохами. Он бросился на нее, целясь мечом в живот. Авалон закричала и вскинула руки. Храмовник взорвался ошметками мяса. Ее обдало кровавым месивом. В ушах застрял истошный вопль «Отец!». Глаза, застланные кусками плоти, едва видели дорогу. Авалон вернулась домой и, к счастью, переждала отъезд мадам Монтре. Однако несчастья оказалось куда больше: инквизиторы нагрянули по ее следу.

Авалон осела на колени и ухватилась за подол юбки Марты, как за буек в темном море горя. Она почувствовала, как по щеке скатилась одна слеза, за ней другие. Капли зачастили, словно дождь, все быстрее и быстрее. Авалон зарыдала. Ее разбитое сердце сжалось. Она стала раскачиваться взад-вперед, вытирала лицо и снова заливала его слезами. Она плакала бесконечно долго, утонув в море уныния, узница лжи, своего предательства и чувства вины. Марта молча гладила ее по голове и плечам, позволяя отдаться опустошающим эмоциям.

Авалон смотрела на то, что осталось от их дома, и понимала, что не сможет к нему подойти: она боялась его. Боялась, что, ступив на золу своего прошлого, навсегда испачкает его своей гнилью. Она не хотела осквернять их память собой и своим горем, которое она даже не заслужила. Ведь это была именно она, кто привела смерть к собственному порогу. Да еще и не свою. Хуже всего, она понимала, что никогда не сможет попросить у них прощения. Ее родные уже слишком далеко ушли в глубь Берега, чтобы она смогла докричаться до них с этой стороны. Это осознание вонзилось в ее сердце, подобно ножу. Да и даже если бы они простили ее, себя она никогда бы не смогла перестать винить.

— Кто там воет волком?

Авалон настолько углубилась в свою печаль, что не сразу поняла, откуда доносится голос. Марта помогла ей подняться, и она, смахнув слезы со щек, оглянулась. В сумраке между двух плотных зарослей тёрна показался мужской силуэт. Опираясь на трость, он подошел и подслеповато сощурился.

— Вы кто такие? И что делаете на земле Эйгиров?

— А ты сам кто будешь? — Марта сложила крепкие руки на груди. — И чего к честным людям пристал? Иди куда шел.

— Я здесь живу! — возмутился старик и потряс тростью. — Шли б вы отсюда!