Гранат и Омела (СИ)

У Бланки было три дочери: Сарита, Палома и Элеонора. Обеспечив Трастамару, едва не развалившуюся после правления Филиппа Красивого, на всякий случай тремя наследницами, Бланка, видимо, думала, что сделает переход власти к своей старшей дочери, Сарите, спокойным. Однако смерть Бланки через шестнадцать лет правления, привела к гражданской войне. Муж Паломы, Гаспар де Мендоса, герцог Саргодба — предок Диего де Мендоса, — собрал вокруг себя сторонников и выступил с предложением короновать его жену, вторую дочь Бланки, ибо их брак Персена благословила уже двумя дочерьми, тогда как брак Сариты был бездетен. Поредевшая после правления Филиппа аристократия Трастамары разделилась ровнехонько на два лагеря. Четыре знатных рода на стороне истинной наследницы, Сариты, и четыре таких же знатных рода на стороне Паломы, наследницы, уже доказавшей свою плодовитость. Вне дрязг оказалась третья дочь Бланки, Элеонора, которой на тот момент исполнилось четырнадцать, и она уже была обещала принцу Вардена, брату короля. Старшие сестры смекнули, что помощь принца может оказаться решающей, поэтому принялись умащивать Элеонору обещаниями и титулами при своем дворе. Элеонора же была непреклонна — политические распри сестер ее не интересовали. Так и оставшись оплотом непоколебимости, она уехала в Варден, вышла замуж за принца и так бы, наверное, осталась блеклым именем в истории чужой страны. Однако Персена повелела иначе. Сарита и Палома пустили в ход армии своих приверженцев, а позже и сами вступили в схватку, использовав гранатовые зерна. Палома была убита руками и магией родной сестры, а ее дети стали наследниками королевы. Гаспар, которого отослали из Трастамары под угрозой смерти, не успокоился и подослал наемника к Сарите. Королева была убита. Селеста, ее племянница, должна была наследовать трон, однако Гаспар пожелал силой взять регентство над малолетней дочерью. Захватив замок, он пытался принудить Триумвират к пособничеству, но вмешалась Элеонора. Испросив разрешения у короля Вардена, она с частью их армии захватила столицу, свергла Гаспара и назначила регентшей себя. Все ожидали, что она приберет власть к своим рукам, возможно, присоединит Трастамару к Вардену, но Элеонора оказалась лишена политических амбиций и коварства. Она воспитала Селесту, как родную дочь, привила ей королевскую грацию, статность и прозорливость, что позволило Трастамаре окончательно выйти из смутного времени. За истинную силу и благородство Элеонору прозвали «Королевой, которой у Трастамары никогда не будет».

Каталина свою бабушку, Селесту, не застала. Та умерла гораздо раньше ее рождения. Именно поэтому Авалон с таким недоверием отнеслась к словам Марты. Как могло оказаться, что Элеонора Квитанская, дочь Бланки, была не истлевшими костями где-то в королевской усыпальнице Вардена, а живая в глухой деревне посреди срединных земель, на границе вечного противостояния Трастамары и Инира? Впрочем, если это правда, решила Авалон, это хотя бы объясняло, почему в ее присутствии так сникла Марта. Не каждый день оказываешься в доме человека такой важности.

— Ей же, должно быть, лет сто? — громко прошептала Авалон, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на крик. — Как такое возможно? Мы же… все ведьмы, принимающие гранатовые зерна, умирают из-за последствий…

Нагнувшись так, чтобы говорить ей на ухо, Марта ответила, пожав плечами:

— Ну, она и похожа на скелет, согласись…

— Я слепая, а не глухая! — раздался крик из дома, и они обе вздрогнули от неожиданности.

Поняв, что больше реплик от Элеоноры не ожидается, Авалон, справившись с растерянностью, фыркнула:

— Раз слух у нее такой хороший, что же она на мои вопросы не ответила.

— Она и при жизни-то не была особо болтливой, наверное, — Марта вновь пожала плечами.

— Я все еще жива! — рявкнула Элеонора из-за двери. — И проживу подольше вашего.

Авалон разозлилась. Сбрендившая старуха наплела о себе с три короба, а они, две глупые коровы, развесили уши да внимают. Не могла ведьма, использовавшая магию граната, оказаться живой спустя сто лет, да еще и в какой-то глуши.

— Пойдем. — Она решительно взяла Марту под руку и, опираясь на нее, медленно пошла в ту сторону, где стоял молитвенник Персене.

Авалон быстро устала: лихорадка сильно вымотала ее, но ей хотелось отойти от дома полоумной старухи как можно дальше и перестать мысленно повторять ее пугающие слова. Они с Мартой спустились в реке, где цапли хлюпали в тростнике, расхаживая по отмели. Сапоги чмокали, погружаясь в густой бурый ил.

Темное дерево трех изваяний, прислоняющихся спинами, блестело в последних уходящих бликах солнца. Центральная фигура Матери была повернута к просителям, в одной руке держа разломанный гранат, во второй — младенца. Под ногами стояла большая пиала, наполненная дождевой водой, на поверхности которой плавали маленькие деревянные корабли.

Задашь вопрос кровью, получишь ответ кровью.