Гранат и Омела (СИ)

Бас, постоянно сопровождающий Авалон, всегда без зазрения совести хватал самый спелый персик с тарелки, вгрызался в его подрумяненный солнцем бок и стонал от удовольствия, не обращая внимания на стекающий по подбородку сок. Он старался подразнивать Авалон так же, как вел бы себя с кузиной, однако она боялась, что играет свою роль совсем неправдоподобно. На нее то и дело поглядывали с сомнением в глубине льстиво-доброго взгляда. Лучшее оправдание было до очевидности простым: Басилио по секрету рассказал одной придворной даме, Клаудии[db3], что Каталина нервничает перед встречей будущего мужа. Слух тут же разнесся по устам вельмож, точно шквальный ветер разогнал пожар в сухом лесу. И как только они двинулись дальше в дорогу, Авалон облегченно выдохнула: на нее больше никто не косился с подозрением.

Они застряли на день, потому что из-за тумана свернули не туда и застряли в болоте. Больше всего завязла именно королевская карета. Страже пришлось уменьшить охрану лагеря, тк все сильные мужчины понадобились, чтобы подталкивать корпус. Хорхе отправил нескольких солдат в лес с топорами. Срубленные молодые деревья они уложили небольшой плотиной, затолкав один край в болото — туда, где залипли колеса.

Всех лошадей подвязали к одному дышлу. Кучер подстегивал их хлыстом и криками, а остальные мужчины — в середине безуспешного процесса даже некоторые герцоги не выдержали и стали помогать — налегали с разных сторон кареты, выталкивая ее из болота. Трех человек так затянуло, что их самих пришлось спасать. К чести Персены, никто не погиб.

Авалон все это время маялась под охраной трех солдат и Баса, который с самого начала прижал к себе мандолину и отказался пачкаться. Потом он снизошел до игры, чтобы разрядить обстановку, но Хорхе зыркнул на него один раз таким угрюмым и яростным взглядом, что Бас отложил мандолину от греха подальше.

Туман к вечеру сгустился и осел на одежду серебряными бисеринами. Хорхе отдал приказ закрепить карету самодельными плотинами и привязать к ближайшим деревьям, чтобы она не ушла еще глубже за ночь. Выбившись из сил, они наспех развели костер, огонь которого подкрасил клубы тумана красными отсветами.

Слуги разнесли оленину, поджаристую снаружи, нежную и сочную внутри, с приправами, луком и пюре из батата. Мясо обожгло пальцы Авалон, но она тут же потянулась за следующим куском и проглотила его с удовольствием. Запив еду крыжовниковым вином, она запрокинула голову и сквозь рассеивавшийся вверху туман углядела небо, усыпанное звездами, точно кристаллики сахара на темно-синем бархате.

В ту ночь она снова ворочалась в беспокойном сне, на утро совершенно позабыв о деталях, но помня кровь, льющуюся реками по ее рукам.

Тревога изнуряла ее.

Карету вытащили к полудню и, перезапрягнув лошадей, тут же тронулись в дорогу, чтобы не терять больше времени.

Остаток путешествия прошел без происшествий. Пейзаж за окном стремительно менялся с каждым днем: холмы и горы сменили равнины и долины, погода стала ухудшаться, к начавшемуся дождю примешивалась ледяная крупа, а ветер кусал за щеки и пытался забраться под одежду. Чем ближе к срединным землям и Иниру, тем чаще появлялись снежные заплатки на земле, а за три дня до места встречи снег полностью покрыл поля, напоминая разглаженные ножом взбитые сливки.

В дне пути, где предстояла стоянка для освидетельствования, начался снегопад. Авалон разбудили на рассвете, когда серый мир, казалось, еще даже не начал шевелиться, и вывели из кареты. Она охнула. Холод был как пощечина. Она ощутила, как он ужалил ее в лицо. Потерла ладони друг о друга и увидела, что кружащие в воздухе снежинки застревают в гривах у лошадей, а изо рта вырываются клубы пара. Придворные, высыпавшие из других карет, ежились и кутались в припасенные меха. Хорхе и отряд стражи проводили Авалон до белой палатки, которую она издалека в этом белом лесу даже не заметила.

Навстречу им вышел согбенный старец, сутулясь, будто виселица, щуплый юноша и огромный медведеподобный мужчина, облаченный в кольчугу и белую котту с изображением волка и изгаженным подолом.

Святоши в замаранном белом.

Авалон почувствовала, как ее внутренности леденеют совсем не от мороза.

Будто ощутив ее ужас, Хорхе сделал шаг вперед и закрыл ее плечом.

— Доброго утра, господа. Меня зовут Симеон Эюзби, я — Падре Сервус Храма Князя мира сего.

Юнец, стоявший посередине, прокашлялся и перевел фразу старца на трастамарский. Авалон не стала говорить, что все понимает. К тому же, она здесь была не в роли себя, а играла роль Каталины, которая инирского не знала вообще.

— Я — Хорхе Гарсия Перес, капитан личной охраны королевы Каталины Трастамарской, это — Басилио рей Эскана, кузен королевы и ее доверенное лицо, а это — господин Антонио Сильта Дуре, поверенный посол и глашатай. Королевским приказом ему дарована милость подписывать документ об освидетельствовании.

Симеон вежливо выслушал переводчика и, серьезно кивнув, указал на палатку.