Гранат и Омела (СИ)

Дамиан властно отшвырнул полог. Шатер, больше, чем комната в хорошей гостинице, был обставлен с роскошью: жаровни, поддерживающие тепло, меха и пуховые перины, дубовые сундуки, набитые одеждой и оружием, походные стулья, письменный стол с картами, пергаментами, перьями и чернильницей, штоф палатинского вина и превосходная выпечка, сладко пахнущая заморской ванилью. Заметив брата, закинувшего ноги на стол и размахивающего кубком, Дамиан смутился тому, как быстро вжился в роль правителя.

— Я требую вина! Есть тут толковые слуги⁈ Кто понабрал этой черни, не умеющей прислуживать королю? — Горлойс суровел с каждым мгновением, и тон его голоса стремительно повышался. Его корона из червонного золота вспыхивала каждый раз, когда он поворачивал голову.

— Здесь нет слуг, — негромко сказал Дамиан, сложив руки на груди. Поза абсолютного неуважения к монарху и царственному брату, чье присутствие угрожало плану. — Эти люди — мечи Храма, а не чашники.

Горлойс посмотрел на Дамиана и, похоже, не узнал его в новой одежде. Он даже с недоумением поморгал, подозрительно прищурился и процедил:

— Бастард, ты, что ли?

— Ваши речи оскорбительны, милорд, — полог поднялся, впуская внутрь Симеона и порыв морозного воздуха. — Перед вами — Его Высочество король Горлойс.

И хотя лицо Падре Сервуса сохраняло непоколебимое спокойствие, по приподнятому уголку губы Дамиан понял, насколько ситуация забавляет наставника. Горлойс не сводил прищуренных глаз с Дамиана.

— Хватит ломать комедию, Симеон. В шатре нет нужды разыгрывать глупую пантомиму! — гневно произнес он. — Лучше принесите вина.

Симеон был непреклонен:

— Глупые пантомимы остались в столице, господин, где вы должны были оставаться. Наше нынешнее положение вынуждает придерживаться правил. Пред вами ваш король, — с нажимом добавил он.

Горлойс, чье лицо покрылось гневными алыми пятнами, поднялся с кресла и сжал кулаки. Где это видано: король вынужден поклониться бастарду! Время растянулось, будто застряло в патоке. Дамиан понимал, что брат ни за что не пойдет на подобный шаг, хоть и сам обличил его ролью приманки с короной на голове. А если Горлойс ему и поклонится, то только в том случае, если на следующее утро казнит бастарда в наказание за унижение.

Может быть, я и не доживу до завтра.

Обстановку разрядил вновь поднявший полог палатки: внутрь шмыгнул Ирод. Проказничая, он подбежал вперевалку к Горлойсу, сбил с его головы корону и боком подскочил к Дамиану, заговорщически уставившись на него.

— Когда корона упадет, беги, ладно? — улыбнулся он и подкинул корону. Свет от свечей вспыхнул на ее гранях три раза, когда она проворачивалась в полете. Почти у земли ее поймали две пары рук. Дамиан отдал корону младшему брату, заметив его осунувшееся лицо. Ирод готов был разрыдаться.

— Ты не убежал, — обиженно захныкал Ирод, крепко прижимая корону. — Плохой, плохой пес!

Он захлюпал носом и растер сопли по щеке, заливаясь слезами. Симеон осторожно приблизился к нему и попытался отобрать корону, но Ирод только взвыл громе и, рыдая, выбежал из палатки.

— Князь да убереги мое терпение, — вздохнул Падре Сервус и уже собрался отправиться вслед за Иродом, когда Дамиан положил ему руку на плечо.

— Я найду его. Он расстроился, что я не понял правил игры. Он будет обижаться, пока я не извинюсь. Еще, чего доброго, свадьбу сорвет, зарядив из кустов короной Каталине по голове. Или мне, — он не удержался от усмешки.

— Не пропадай надолго, сын мой. Ходи с Князем да не забудь прихрамывать, — Симеон похлопал его по руке и повернулся к Горлойсу.

Дамиан не хотел встревать в их противостояние. Он даже не испытывал сомнений, кто выйдет из него победителем, ведь на стороне Горлойса не было вина и Ерихона. С последним Дамиан жаждал встретиться и хорошенько присмотреться к его поведению после слежки. Как назло, Ерихон предпочел остаться в Лацио, чтобы, по его словам, управляться княжевым домом в отсутствие Падре Сервуса.

Наверняка согревает там княжев престол своим седалищем.

Лавируя между палатками, рассыпанными по зимней поляне, Дамиан размышлял над тем, что лучше: если бы Ерихон приехал сюда, а Симеон остался в безопасности столицы, или наоборот. Когда Симеон был рядом, ему становилось спокойнее: появлялась иллюзия контроля. Он верил, что сможет защитить своего наставника. Если уж не своими силами, то мощью целой роты солдат Храма. Вдали от Лацио и невыясненных заговорщиков это казалось более реальным делом.

Грязный снег, истоптанный конями и людьми, хрустел под его ногами.

Проходя по лагерю, Дамиан оглядывался в поисках следов Ирода, но поймал себя на том, что помимо брата, выискивает еще и Каталину. Она представляла наибольшую угрозу, и он не мог перестать думать о том, что ему предстоит вскоре ее убить. Было в этом нечто судьбоносное, как будто вся жизнь готовила его к тому, что именно ему, Дамиану, придется положить конец в бесконечно долгой борьбе между Иниром и Трастамарой.