Проверив, что Горлойс еще дышит, Авалон принялась искать огниво. Нашарив его на полу у связки поленьев, она дважды чиркнула им, выбивая искры, и, едва шевеля пальцами, перенаправила искры на угли в камине. Мягкий красный цвет озарил ее платье, и драгоценные камни ожили: карминовые, мареновые, тициановые и розовые блики запрыгали по комнате, словно порхающие бабочки. Авалон подняла с пола пучок соломы, которая здесь использовалась как настил, и бросила на угли. Огонь возродился и превратился из струйки дыма в языки пламени: оранжевые плясуньи закружили на каждом стебельке соломы. Вытянув из связки несколько поленьев, Авалон аккуратно сложила их поверх тлевших углей и растопки. Она могла бы призвать огонь во всю мощь и сразу поджечь толстые поленья, но боялась. Магия всегда требует в уплату тело, его здоровье. Если ты просишь силы, магия даст ее тебе, а потом заберет троекратно.
Дерево, давно высохшее, постепенно занялось, и хижина наполнилась уютным треском и оранжевым светом.
Убедившись, что огонь не потухнет, Авалон подтянула Горлойса к камину и быстро бросилась к сундукам в углу. Она надеялась, что у егеря найдутся инструменты для шитья. Он ведь жил один и должен был озаботиться необходимыми вещам для самопомощи. Любое ранение на охоте могло загноиться, поэтому хороший егерь всегда знает цену своевременному лечению — так говорил ее отец. Он оказался прав: в четвертом сундуке нашлись иголки с нитками, тряпки, похоже чистые, и бутыль варденского аквавита.
Вернувшись, она сгрудила находки на стол, взамен вооружившись одним из ножей. Опустившись на колени рядом с неподвижным Горлойсом, прощупала его сердцебиение, после чего стала решительно разрезать его одежду, заскорузлую от засохшей крови и мокрую от свежей. Возле паха она остановилась, почувствовав, как горечь подкатывает к горлу. Авалон закрыла глаза и сглотнула неприятный ком. Она помогала Ауреле. А та всегда повторяла: в своих покоях она женщина, но в лечебнице — лекарь. Лекарь и больше никто. Там нет сальных взглядов, пошлых замечаний и мерзких липких прикосновений.
Она должна справиться. Хотя бы ради Аурелы, которая возлагала на нее надежды. Возможно, лекаря из нее никогда толкового и не получится, но сейчас от ее умений зависела жизнь Горлойса. А от его жизни зависела ее собственная. И судьба всей Трастамары.
Шумно выдохнув, Авалон открыла глаза, плотнее обхватила рукоять ножа и разрезала оставшийся лоскут ткани. Затем повторила то же с дублетом и сорочкой. Горлойс остался в исподнем.
Авалон избегала смотреть на мужское естество, когда резала оставшуюся часть туалета. Грубую верхнюю часть она надрезала и дорвала руками, когда нож затупился.
Перед ней лежал нагой инирский король.
Почему-то Авалон казалось, что прозвище Хромой дают не просто так. Ходили слухи, что одна нога инирского короля значительно короче другой, но перед ней предстал хорошо сложенный мужчина, чье тело было закалено битвами и тяжелой работой.
Авалон одернула себя, прикрыла его пах одной из тряпок и сосредоточилась. Стянув со стола бутылку с алкоголем, она вытащила пробку с громким хлопком и принялась очищать раны. Горлойс не пошевелился, даже когда она щедро плеснула аквавита ему на открытую рану, оставленную на боку пастью монстра. Она даже порадовалась, что он без сознания. Сколько Аурела ни шила мужчин, даже самых грозных, под ее опытными руками они все превращались в скулящих щенков. Выяснять, на что способна инирская ящерица, Авалон не хотела. Обработав алкоголем раны и протерев ближайшие участки кожи, она облила и свои руки — аквавит ошпарил саднящие царапины. Шипя себе под нос, Авалон схватила набор для шитья. Нагрев полукруглую иголку над огнем и едва не подпалив себе рукава, она, ругаясь, с десятой попытки вдела в ушко кетгут и принялась сшивать плоть.
Стежок за стежком, одна ее рука твердо сжимала края раны, а вторая, хоть и болевшая, осторожно латала прорехи. Кровь пачкала ее пальцы, весь кетгут промок от нее, но Авалон не останавливалась. Горлойс и так потерял слишком много крови. Еще немного промедления, и он вполне может не выжить.
Когда она закончила, на теле Горлойса появилось пятьдесят швов. Авалон устало осела на пол, омыла оставшимся аквавитом свои трясущиеся руки, запачканные кровью до локтей, и маленький глоток залила в рот. Обжигающее тепло скользнуло, точно червь, по горлу и затаилось в желудке. Но не прошло и минуты, как желудок взбунтовался. Авалон едва успела добежать до ведра в задней части помещения. Ее стошнило только горькой слюной, ведь она больше суток ничего не ела.