Гранат и Омела (СИ)

Ярость схлынула, обнажив растерянность Дамиана. В остальном, внешне он остался сдержан и непроницаем, съев свою злость раньше, чем она вырвалась бы из-под контроля и сожрала его. Неужели он так испугался, что забыл все наставления Симеона?

Нельзя поддаваться своим эмоциям.

Она не только напугала его, но и отравила мысли. Дамиан ждал очередного подвоха, пытаясь разгадать вёльвский хитрый замысел.

— Послушай, я знаю, что ты хочешь найти того священника. Но в таком состоянии ты ни за что не дойдешь туда… Кроме того, там монстры, — он заметил, как она махнула рукой в сторону двери. — А я могу подлечить тебя, если… если ты прекратишь меня так пугать.

Дамиан удивленно повернул голову и посмотрел на нее, сощурив глаза. Что она задумала? Хочет запутать его подобными признаниями?

Вёльвы всегда лгут.

Авалон не стала дожидаться его ответа. Она вновь намочила тряпицу, отжала ее и стала промакивать остальные зашитые раны на его теле. А Дамиана как будто разбил паралич, как отца перед смертью, и он тупо наблюдал за ее монотонными движениями. Холодные струйки воды текли по его телу и испарялись от жара еще до того, как она успевала их вытереть. Дамиан отрешенно проследил за тем, как Авалон закончила, подобрала тазик и ушла за перегородку. Потом вернулась, держа в руках ступку и охапку сушеных цветов. Опустилась на колени рядом с Дамианом, разложила принесенные вещи и нахмурилась. Она как будто вообще забыла о его существовании, сосредоточенно отщипывая цветки от стеблей и кидая их в ступку.

Дамиан облизнул пересохшие губы и с трудом сглотнул: жажда скребла его горло когтями. Однако он не мог попросить Авалон принести воды. Попросить вёльву. Вздор. Поэтому он отдался ощущению жара, будто тот мог поглотить его жажду и вернуть телу силы.

Цветки в ступке между тем превратились в бурую кашицу. Зачерпнув немного, Авалон стала размазывать ее на зашитые раны с воспаленными краями — пришедшее жжение заставило Дамиана скривиться. Что-то подобное он испытывал, когда ему на открытую рану попала соль. А Авалон все продолжала размазывать по ранам эту кашу. Боль вскоре стала такой сильной, что Дамиан с благодарностью возвел молитву Князю, когда вёльва ушла со своей ступкой, а он сумел без свидетелей выругаться себе под нос и вытереть заслезившиеся глаза.

Оглядев плоды ее стараний, Дамиан удрученно подумал, что, когда все эти раны заживут, к списку его шрамов прибавится еще не один десяток.

Авалон не возвращалась.

Дамиан настороженно ждал какого-то подвоха. Возможно, она сейчас съедает там припрятанные зерна граната и готовится его прикончить. Зачем тогда она его лечит?

Он так завис на этом вопросе, что не заметил, как подкралась сонливость от слабости. Он дышал жарким воздухом, чувствовал, как горит его кожа и противился сну. Веки налились тяжестью. Дамиан несколько раз просыпался, когда клевал носом и начинал падать вперед. Однако в итоге он все равно заснул, сжимая в руке четки Симеона.

Беспокойный сон вернул его в день его тринадцатого рождения. В качестве подарка Симеон взял Дамиана с собой на королевский ужин в честь заключенной помолвки между Горлойсом и принцессой Присциллой из Власа. Делегацию с юристами ждали на завтра, и король решил заранее отпраздновать такую выгодную партию вместе со своими ближайшими сторонниками. К бастарду Эдуард снизошел по своей великой милости и даровал ему на этот вечер роль личного виночерпия Горлойса. Дамиан терпеть не мог старшего брата, но был рад оказаться в лучах величия своего отца.

Прежде чем явиться на прием, Симеон предупредил Дамиана, что замок всегда полон подхалимов, лжецов, искателей плотских удовольствий и неверующих олухов, и наказал ему держать язык за зубами. Любое лишнее слово — и даже отец король не упасет его от плахи.

Сначала все шло прекрасно: разодетые гости веселились, шутили и пировали. Король хохотал, разбрызгивая ошметки еды и хлопая кулачищем по столу. Принц же с угрюмым видом клевал каждое блюдо, надкусывал и оставлял недоеденными невероятно аппетитные яства, и Дамиан начал исходить завистью и злостью. Послушникам в Храме подавали неприветливую холодную трапезу, состоящую из жиденькой бобовой похлебки, ковриги зачерствелого ржаного хлеба и кружки пива. Оно выдохлось и горчило, оставляя на языке сильный привкус мышиного дерьма, от которого Дамиан так и не смог избавиться до самого вечера. Здесь же пахло потрясающе: жареным мясом с приправами и сладким элем. Королевские повара приготовили для приема потрясающего на вид поросенка в меду, с толченой мятой и палатинскими сладкими орехами. Весь стол был заставлен блюдами с желтой и красной репой, заправленной сливками, луком-пореем и яйцами, хрустящей морковью, крабами, прекрасным белым взбитым маслом и чесночным соусом.