Гранат и Омела (СИ)

— Справедливо замечено, ­— хмыкнул Дамиан и, откинувшись назад на ножки стула, прикрыл причинное место лисьей шкурой. Виски пульсировали, но он не смог сдержать улыбку, искривившую его губы. — Что ж, в наблюдательности тебе не откажешь.

Его веселость явно удивила Авалон: она перестала так яростно обнимать ноги и плакать. Дамиан и сам не знал, почему ее слова так его насмешили. Возможно, причина крылась в его воспоминаниях, а, возможно, всему виной жар — он чувствовал, как ему стремительно становится хуже. Страх, злость и желание убивать отхлынули, оставив его уставшего и обессиленного в задрипанной хибаре наедине со странной вёльвой. Дамиану казалось, что от его кожи исходит пар, и, чтобы не уснуть, он перевел взгляд на разбитую чашу. Он очень хотел пить. Не будь там яда, он бы выхлебал этот отвар за милую душу.

— Там нет яда. Если бы мне нужно было тебя убить, я бы не стала тащить твое тело до хижины по сугробам и льду, — произнесла Авалон сдавленно, но все же с укором.

Дамиан удивленно посмотрел на нее. Ведь не прочитала же она его мысли?

— Проще было оставить тебя умирать в деревне.

Это что, обида?

Дамиан внимательно разглядывал ее, пытаясь отыскать хотя бы малейший след порчи от граната. Но сколько он ни всматривался в ее резкие черты, скользил взглядом по обнаженной коже шеи, рук и ног, не видел в ней никакого уродства, разве что кроме внутреннего.

— Ты меня спасла? — недоверчиво спросил он.

Она встретила его вопрос обиженным выражением лица, как будто спрашивая, совсем ли он дурак или прикидывается.

Дамиан огляделся. Маленькая хижина, погруженная в полумрак, напомнила ему о той съемной комнате, в которой мать принимала гостей. Неприятное чувство зарылось в его волосы вместе с порывом сквозняка. Он поежился и старательно перевел мысли в другое русло, только бы не вспоминать эту продажную женщину.

Авалон наклонилась и бросила в огонь еще одно полено, — по комнате разнесся запах пепла и тлеющего дерева — послав в дымоход вихрь оранжевых искр. Кожа Авалон сделалась бронзовой в неровном свете пламени. Дамиан увидел, что влажные то ли от слез, то ли от пота пряди облепили ее тонкую шею и открывшееся плечо, точно ядовитые змеи. Он поерзал на месте, сглотнул сухость во рту и задумался, чего ждет. Ему хотелось пить, заглушить боль во всем теле, а потом хорошенько выспаться. От тепла и собственного жара его клонило в сон и дурманило мысли. Чтобы окончательно не вырубиться наедине с вёльвой, он проронил:

— Ты солгала мне при первой встрече.

Авалон обернулась.

— Ты и сам рад был обмануться.

Дамиан едва не хмыкнул. Она опять как будто прочитала его мысли, ведь он еще со свадьбы почувствовал, что что-то не так.

— Твоя маскировка, если честно, полное говно, — признался он. Голова кружилась, и Дамиан дал волю своей усталости. Он прикрыл глаза, всего на мгновение, и откинул голову назад, разминая шею. Плечо тут же взорвалось свежей болью, и он сдавленно промычал.

— А ты на нее все равно купился, Горлойс. — Имя брата обожгло Дамиана, и он едва сдержался, чтобы не вздрогнуть.

Он открыл глаза и уставился на Авалон.

— Ты и Симеона не видела, так? — спросил он без обиняков, стараясь не показать, как застало его врасплох чужое имя.

Он уже знал, что убьет ее прежде, чем она опять солгала:

— Видела. Я же говорила, что знаю, как его найти.

Дамиан кивнул. Он должен был ослабить ее бдительность, показать, что верит, но на самом деле обратился к внутреннему пламени — своей вере. Она горела в нем белым огнем, и он обратился к этому огню, чтобы укрепить собственную решимость. Эта вёльва действительно сильно отличалась от всех, с кем ему прежде довелось встретиться, но в конце концов это совершенно не имело никакого значения. Если бы это была королева-блудница, он бы сохранил ей жизнь лишь для того, чтобы найти Симеона и потом дотащить ее до Лацио и сжечь. Но ему попалась бестолковая придворная дама. Будь ему не так дурно, он бы уже выпытал из нее всю необходимую информацию и выпотрошил прямо здесь.

Он посмотрел ей прямо в глаза и улыбнулся. Улыбнулся своему заклятому врагу. Улыбнулся той обманчиво веселой улыбкой, которая скрывала в себе кровавое обещание.

Она не спешила убивать его. Ее фатальная ошибка, думал Дамиан.

Ему нужно было лишь немного набраться сил. Он выживет ради того, чтобы отомстить им за Симеона. И Вареса.

Дамиан согнул кисть, чтобы коснуться пальцами четок Симеона, но их не было. Сонливость испарилась, точно туман по утру.

— Где четки? — вскинулся он, чувствуя, как заколотилось от паники сердце.

Авалон, кажется, не услышала в его словах угрозы и, встряхнув рукой, выставила ее вперед. Четки в несколько оборотов обхватывали ее плечо, точно браслеты. Повинуясь движению, они плавно сползли вниз, на предплечье. Она аккуратно сняла их и протянула Дамиану. Он сорвал четки с ее пальцев и облегченно сжал в руке. Сердце колотилось где-то в горле, душа его, а надежда сосредоточилась на кончиках пальцев, впитывая тепло лунного камня.

— Решила сохранить. Ты их чуть не порвал, пока метался в беспамятстве.