— Ага. Лучше скажи, что он был богат и это тебя вполне устраивало!
— Нет, зайчонок, тут всё было гораздо тоньше.
Состроив насмешливое лицо, Нин спросила:
— Да что ты говоришь? И что же такое он сделал, чтобы завоевать твоё сердце? Можно узнать?
Глава 9
1974–1975
Сен-Совер был совсем небольшим городком. И, как во всех маленьких городах, здесь все знали всё про всех. Так что Владимир Борд был в курсе, что я считаю себя дочерью известного футболиста Доминика Батенея. Он слышал о моих воскресных подвигах на футбольном поле и ещё до того, как Роз-Эме со всеми пожитками высадилась у его подъезда, заказал некие загадочные брёвна, которые я заметила сгруженными на бескрайнем газоне в наше первое утро у него дома.
В следующие дни в окно спальни на втором этаже, куда я в конце концов согласилась занести свои вещи, я наблюдала за непонятным строительством, развернувшимся на лужайке. Трое рабочих рыли ямы, устанавливали брёвна, соединяли их друг с другом, и я сначала подумала, что доктор велел построить манеж для лошадей. Это вполне в его духе, думала я: охотник, рыбак, коневод, любитель сапог и грязи, всё сходится.
Однако, когда вся лужайка оказалась обведена ровной оградой, я увидела, как рабочие разложили на огороженной площадке металлические прутья, которые подозрительно напоминали футбольные ворота.
Я стояла, приклеившись к окну, и не могла поверить собственным глазам, пока никаких сомнений оставаться уже не могло: в качестве приветствия Вадим превратил эту часть сада в уменьшенную копию стадиона «Жефруа-Гишар». Он сделал это для меня. Чтобы порадовать.
Дверь моей комнаты вдруг распахнулась, и влетел Окто.
— Ты видела? Там, во дворе! Видела?
Запыхавшись, он подбежал и тоже прижался носом к стеклу. Мы молча смотрели на прямоугольник лужайки, где трое рабочих завершали волшебство: с помощью специального валика рисовали на траве белой краской линии штрафной площадки.
— Вадим ждёт тебя на кухне! — наконец сообщил Окто.
— Это он тебя прислал?
— Да. Пойдём, ты не пожалеешь, честно!
Он взял меня за руку и потащил к двери.
— Давай! Скорее!
Мы спустились по лестнице, прошли через прихожую, через пустынную гостиную, и наконец Окто втолкнул меня в кухню.
Роз-Эме и Орион сидели спиной к окну, а Вадим стоял у конца длинного стола, на котором Лулу обычно расстилала старые газеты и чистила на них овощи. Но сейчас кухарка стояла, убрав руки в карманы передника, и ждала, пока освободится её рабочее место. Потому что на столе вместо продуктов лежали три пергаментных пакета. Сердце моё перестало биться. В каждом пакете было по футболке зелёного цвета с сине-бело-красной каймой на горловине и рукавах и со знаменитыми белыми буквами на груди — эмблемой команды Сент-Этьена.
— Почтальон только что доставил, — улыбнулся Вадим. — Одна для тебя, одна для Окто и одна для Ориона.
Я не могла поверить собственным глазам.
— Совсем как настоящие, — прошептала я.
— Сделаны на той же фабрике, — подтвердил мою догадку Вадим. — Открывай скорее. Конечно, к ним прилагаются шорты и носки.
Я наконец развернула пакет, очень осторожно, чтобы ничего не испортить.
Майка, белые шорты и, как положено, пара зелёных гетр — всё было просто идеально. От изумления я не могла проговорить ни слова.
— А для меня… — начал Вадим, поднимаясь со стула.
Я изумлённо смотрела, как он разворачивает жёлтую фуфайку вратаря Ивана Чурковича.
— И перчатки тоже есть. Говорят, у тебя мощный удар, а я дорожу своими пальцами! — добавил он хитро, доставая из-под стола кожаный мяч.
Окто стал скакать на месте, как блоха, и орать:
— Ура! Будем играть! Ура! Будем играть!!
— Конечно, — воскликнул Вадим, натягивая поверх рубашки фуфайку Чурковича.
Роз-Эме помогла Ориону тоже облачиться в новую форму, и мы впятером вышли из дома, величественные, как олимпийцы, под восторженные крики воображаемых болельщиков, которые заняли места на трибунах моей фантазии.
Стоял ноябрь, день клонился к вечеру, и под плотной завесой облаков было уже довольно сумрачно, но холода ещё не настали. Пилюля, рыжий кокер-спаниель, вертелся у наших ног и радостно лаял. Когда мы вышли на аллею, Вадим заметил вдали рабочих, которые убирали строительное оборудование.
— Как думаешь, они не откажутся с нами сыграть?
Так состоялся первый футбольный матч на нашем собственном футбольном поле: играли вшестером плюс сторож, не считая спаниеля, который не желал уходить из игровой зоны. Зная, что Орион предпочёл бы смотреть, как плывут по небу облака, а Окто, несмотря на регулярные тренировки, к которым я его принуждала, был не силён в футболе, я поняла, что мне придётся одной сражаться против команды рабочих.
— Давай, Консо! — кричала наша единственная болельщица. — Вперёд, девочка моя! Покажи им! Не сдавайся! Долой фаллократов![5]
Единственный вид спорта, которым Роз-Эме когда-либо занималась, имел прямое отношение к интимной обстановке её спальни. Но свою роль матери она тоже исполняла со страстью и, как большинство женщин того времени, исповедовала агрессивный феминизм.