Грандиозная заря

— Нет, не совсем. Когда я познакомилась с твоим отцом, мы с Фло уже много лет не общались.

Нин разочарованно покачала головой. В общем-то уже неважно: одной ложью больше, одной меньше…

— Тогда как же ты с ним познакомилась?

— Ты наелась?

— Да, всё в порядке. Как ты познакомилась с папой?

Стол был засыпан крошками, и Титания поднялась, чтобы сходить за тряпкой, лежавшей в раковине. Конечно, она обещала Нин говорить правду. Но насколько полную? Например, должна ли она рассказать дочери, что в то время спала со всеми подряд? И что отец Нин был лучшим другом её любовника, одного из многих? Пожалуй, всё-таки нет.

— Нас познакомил один друг, которого ты не знаешь, зайчонок. По правде говоря, это не имеет никакого значения.

— Но если ты меня обманывала по поводу папы вообще, то, наверное, и про то, из-за чего вы расстались, тоже наврала?

Рука Титании с тряпкой зависла над столом. Она задумалась. Посмотрела на дочь и наконец кивнула.

— Ну вот видишь! — воскликнула Нин, не в силах сдержать охватившую её дрожь.

В детстве она была уверена, что, если бы не она, родители продолжали бы любить друг друга. Считала себя причиной всех бед и раздоров.

— То есть я была права? Да? Это из-за меня вы разошлись?

— Нет. Твоё рождение не имело никакого отношения к нашему решению, я уже говорила, и это правда. Клянусь тебе, Нин.

— Тогда из-за чего?

— Из-за денег.

Подбородок Нин перестал дрожать. Она почувствовала, что мать говорит искренне. И всё-таки что за ерунда? Каким образом деньги (много денег) могли стать помехой любви?

— Я объясню, — сказала Титания, забыв про губку, и та, облепленная крошками, так и осталась лежать посреди стола. — Но ещё так много… Всё связано, понимаешь? Поэтому, если я буду перескакивать через эпизоды, ты ничего не…

— Ладно, ладно! — Нин подняла руку, чтобы положить конец материнским оправданиям. — Рассказывай как хочешь. Больше не буду задавать вопросов.

Титания снова села на стул.

За окнами было уже совсем светло, и ей оставалось меньше двух часов, чтобы коротко изложить Нин одиннадцать следующих лет. Хотя ей это и не нравится, придётся ускориться и обобщать, у неё нет выбора. В любом случае, после 15 июля 1986 года жизнь братьев протекала вдали от неё. То немногое, что ей известно, она собирала по крупицам из их рассказов во время встреч (два-три раза в году) в лесном домике. В этих коротких отступлениях от обычной жизни они забывали про внешний мир — совсем как раньше, на «каникулах робинзонов». Они много болтали, вспоминали детство и, если погода позволяла, купались. Или же плавали на лодке к острову. Расставаясь, всегда обещали скоро встретиться. По крайней мере, до встречи в ноябре, восемнадцать лет, семь месяцев и двадцать дней назад.

— Но не будем забегать вперёд, — одёрнула себя Титания.

Она вернулась к тому времени, на котором остановилась:

— Как я и предположила, Окто сумел добраться обратно в Моншатель. Вечером 15 июля водитель грузовика высадил его на кольцевой дороге, и остальной путь он проделал пешком — до самого магазина Барнабе.

Глава 32 1986

Когда он приехал, металлическая решётка была уже опущена, но внутри горел свет. Окто представил своего друга в подсобке с проигрывателем Akai, компьютером Yamaha CX5M — и у него на глаза навернулись слёзы.

Он стал как сумасшедший колотить в ставни до тех пор, пока в дверном проёме не появилась всклокоченная голова Барнабе. Вместо того чтобы наброситься на него за весь этот грохот, продавец пластинок только улыбнулся, приобнял Окто за плечи и сказал:

— Ты как раз вовремя, я собирался поесть. Пошли.

Брат ночевал в подсобке «Диско Фазза» до конца лета.

Днём он сворачивал матрас, убирал в угол и приступал к работе: обслуживал клиентов и расставлял на полках новинки, — а вечером снова раскладывал матрас среди коробок и гитар, требующих ремонта. Подсобка была тесной и пыльной и раздражала его бронхи, но он наконец-то, впервые в жизни чувствовал, что обрёл дом, и мог выплакивать здесь свою печаль, не опасаясь, что кто-нибудь придёт жаловаться на шум.

В то лето Барнабе задал ему всего один вопрос. Это было вечером, когда они уже закрыли магазин.

— А Консолата вернётся?

Окто догадывался, что я поехала в Париж, хотя и не был в этом уверен. Поэтому он покачал головой, и Барнабе разочарованно кивнул, а через несколько секунд сказал со вздохом:

— Твоя сестра была слишком красивой для нашей дыры, правда?

Потом откупорил банку пива и воскликнул:

— Смотри! Сегодня прислали последнего Питера Гэбриела. Послушаем?

Брат развернул матрас, Барнабе поставил диск на вертушку, зазвучали первые такты «Красного дождя», они легли и унеслись далеко к звёздам.

Спустя некоторое время Барнабе связал Окто с приятелем, у которого был другой приятель, и тот помог оформить фальшивые документы. Роз-Эме не ошиблась: всё можно было купить. С этого дня Окто носил новое имя — Октябрь Д’Алтре. Конечно же, в честь Роджера Долтри, вокалиста группы The Who.