За баррикадами, на улице пустой,Омытой кровью жертв, и грешной, и святой,Был схвачен мальчуган одиннадцатилетний.— Ты тоже коммунар? — Да, сударь, не последний!— Что ж! — капитан решил. — Конец для всех — расстрел.Жди, очередь дойдет! — И мальчуган смотрелНа вспышки выстрелов, на смерть борцов и братьев.Внезапно он сказал, отваги не утратив:— Позвольте матери часы мне отнести!— Сбежишь? — Нет, возвращусь! — Ага, как ни верти,Ты струсил, оголец! Где дом твой? — У фонтана. —И возвратиться он поклялся капитану.— Ну, живо, черт с тобой! Уловка не тонка!Расхохотался взвод над бегством паренька.С хрипеньем гибнущих смешался смех победный.Но смех умолк, когда внезапно мальчик бледныйПредстал им, гордости суровой не тая,Сам подошел к стене и крикнул: — Вот и я!И устыдилась смерть, и был отпущен пленный.Дитя! Пусть ураган, бушуя во вселенной,Смешал добро со злом, с героем подлеца.Что двинуло тебя сражаться до конца?Невинная душа была душой прекрасной.Два шага сделал ты над бездною ужасной:Шаг к матери один и на расстрел второй.Был взрослый посрамлен, а мальчик был герой.К ответственности звать тебя никто не вправе.Но утренним лучам, ребяческой забаве,Всей жизни будущей, свободе и веснеТы предпочел прийти к друзьям и встать к стене.И слава вечная тебя поцеловала.Когда-то в Греции поклонники, бывало,На меди резали героев именаИ прославляли их земные племена.Парижский сорванец, и ты из той породы!И там, где синие под солнцем блещут воды,Ты мог бы отдохнуть у каменных вершин.И дева юная, свой опустив кувшинИ мощных буйволов забыв у водопоя,Смущенно издали следила б за тобою.