Грегорианец. Четвёртый

– Если ещё осталось вино, – раздался насмешливый голос из подвала.

Хозяин приэтом почувствовал, что спина его покрылась холодным потом.

– То есть как? Если осталось вино? – прошептал он.

– Останется, торпеду в сопло! – выругался Дартин. – Успокойтесь… не могли же они вдвоем выпить весь погреб!..

– Хорошо! Но вы уберите оружие.

– Охотно.

И Дартин подал пример. Затем, обернувшись к Пращу, знаком приказал разрядить рельсотрон.

Убежденные этим, раклэндцы поворчали, но вложили шпаги в ножны. Дартин рассказал им историю заключения Шосса, и так как они были настоящие джентльмены, то во всем обвинили хозяина.

– А теперь, господа, – выступил Дартин, – поднимитесь к себе, и ручаюсь, что через десять минут вам принесут всё, что вам будет угодно.

Вельможи поклонились и ушли.

– Теперь я один, – сказал Дартин. – Отворите мне дверь, прошу вас!

– Сию минуту.

Послышался шум падающих вещей и утвари, то были контрэскарпы и бастионы, уничтожаемые самим осажденным.

Через секунду дверь подалась, и в отверстии показалось бледное лицо друга. Он беглым взглядом осмотрел местность. Дартин бросился к нему и с нежностью обнял, а затем повел его из этого сурового убежища и тут только заметил, что друг шатается.

– Вы ранены? – спросил парень.

– Я? Ничуть не бывало. Я мертвецки пьян, вот и все. И никогда еще человек не трудился так усердно, чтобы этого достигнуть… Клянусь, хозяин, должно быть, на мою долю досталось не меньше чем полтораста бутылок!

– Помилосердствуйте! – вскричал хозяин. – Если слуга выпил хотя бы половину того, что выпил его господин, я разорен.

– Мо хорошо вымуштрован и не позволил бы себе пить то же вино, что я. Он пил только из бочки. Кстати, он, кажется, забыл вставить пробку. Слышите?

Дартин разразился хохотом, от которого хозяина из озноба бросило в жар.

В эту минуту за спиной Шосса появился Мо с рельсотроном на плече. Голова его тряслась. Спереди и сзади он был облит какой-то жирной жидкостью, в которой хозяин признал свое лучшее масло. Процессия прошла через большой зал и водворилась в лучшей комнате гостиницы, которую Дартин занял самовольно.

Между тем хозяин и его жена ринулись в погреб, вход в который был так долго им воспрещен и там их ждало страшное зрелище. За укреплениями, в которых Клерик, выходя, пробил брешь и которые состояли из пустых бочонков, сложенных по всем правилам стратегического искусства, там и сям виднелись плавающие в лужах масла и вина кости съеденных припасов, а весь левый угол погреба был завален грудой битой посуды. Бочка, кран которой остался открытым, истекала последними каплями «крови». Выражаясь словами древнего поэта, смерть и запустение царили здесь, словно на поле брани.

Из пятидесяти колбас оставалось не больше десяти. Вопли хозяина и хозяйки проникли сквозь своды погреба, и сам Дартин был тронут ими. Шосс даже не повернул головы.

– А теперь, – продолжал он, – пока мы ждем вина, расскажите-ка мне, Дартин, что сталось с остальными.

Дартин рассказал ему, как он нашел Басс в постели с вывихом, а Росс за столом в обществе двух богословов. Когда он заканчивал свой рассказ, вошёл хозяин с заказанными бутылками и закусками остававшиеся вне погреба.

– Отлично, – сказал Клерик, наливая себе и Дартину, – Ну, а вы, мой друг, как ваши дела и что произошло с вами? По-моему, у вас очень мрачный вид.

– К сожалению, это так, – ответил Дартин, – и причина в том, что я самый несчастный из всех нас.

– Ты несчастен, Дартин! – вскричал Шосс. – Что случилось? Расскажи мне.

– После, – ответил Дартин.

– После! А почему не сейчас? Ты думаешь, что я пьян? Запомни хорошенько, у меня никогда не бывает такой ясной головы, как за бутылкой вина. Рассказывай же, я весь превратился в слух.

Дартин рассказал ему случай, происшедший с г-жой Бон. Он спокойно выслушал его.

– Все это пустяки, – сказал он, когда Дартин кончил, – сущие пустяки.

– Вы все называете пустяками, – возразил Дартин, – это не убедительно со стороны человека, который никогда не любил.

Угасший взгляд друга внезапно загорелся, но то была лишь минутная вспышка, и его глаза снова сделались такими же тусклыми и туманными, как прежде.

– Это правда, – спокойно подтвердил он, – я никогда не любил.

– В таком случае вы сами видите, жестокосердный, что не правы, обвиняя нас, людей с чувствительным сердцем.

– Чувствительное сердце, это разбитое сердце, – сказал он грустно.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что любовь это лотерея, в которой выигравшему достается смерть! Поверьте мне, любезный Дартин, вам очень повезло, что вы проиграли! Проигрывайте всегда – таков мой совет.

– Мне казалось, что она любит меня!

– Это вам только казалось.

– Нет, она действительно любила меня!

– Дитя! Нет такого мужчины, который не верил бы, подобно вам, что его возлюбленная любит его, и нет такого мужчины, который бы не был обманут своей возлюбленной.

– За исключением вас, Шосс, ведь у вас никогда не было возлюбленной.

– Это правда, – сказал он грусно после минутной паузы, – у меня никогда не было возлюбленной. Выпьем!

– Но если так, философ, научите меня, поддержите меня, я ищу совета и утешения.