Грехи отцов наших и другие рассказы

– Шантаж – это когда чего-то просят. Мне ничего от вас не надо. У меня есть сведения – я их вам передал. И все. Я тут – на стороне добра.

А его долг теперь был – сообщить все, что узнал, майору Оверстриту. А Оверстрит обязан будет арестовать Мону. Бирьяр должен будет дать самоотвод, значит, для суда ее отправят на Лаконию. Его Мону. Женщину, чьи пальцы он целовал сегодня утром. Он попробовал представить, что почувствует, когда ее отправят в Боксы. Все равно что представить себя мертвым.

Или он мог утаить информацию, подчистить все следы. Закрыть проекты. Стереть протянувшийся к ней след в финансовых документах. Тогда, если Оверстрит узнает, они умрут вместе. Под ложечкой болело, как от удара. Ниже все было пусто. Он едва мог дышать.

Безупречно. Даже если бы он успел вытащить пистолет и застрелить однорукого, все равно его ждет пуля. Хуже того, пуля ждет Мону, и помешать этому невозможно. Он даже своей смертью ее не защитит. Он попробовал шевельнуться, но тело было словно вылеплено из глины. Он увидел сочувствие в глазах старика.

– Честно говоря, если в «Кси-Тамьяне» узнают, очень может быть, похвалят за инициативу и дадут ей повышение. У них так дела и делаются. Но она из ваших, так что…

– Дисциплина, – произнес Бирьяр. Выхода не было. Его миру настал конец. Делать нечего, приходится его принять.

Мыслей не было – нечего обдумывать. Все случилось само собой, как льется вода. Как должно быть. Естественно. Бирьяр достал пистолет, поднес ко лбу и спустил курок. У старика едва успели округлиться глаза.

Искусственная рука решала сама и решила быстрее их обоих. Курок не успел сдвинуться и на миллиметр, когда оружие вырвали у Бирьяра из рук. Старик вскрикнул, схватился живой рукой за грудь. Искусственная сжимала пистолет Бирьяра, ствол его заметно погнулся.

– Бога в душу, ненавижу, когда она так делает! – сказал старик. И с жаром добавил: – Ты что, охренел, малыш?

Бирьяр не ответил. Его здесь не было. Губернатору Риттенеру, голосу и лицу Уинстона Дуарте, здесь делать больше нечего, а без него Бирьяр был как плющ без опоры. Ни формы, ни структуры. Он даже умереть не сумел.

Однорукий положил изувеченный пистолет на стол, взял чашку Бирьяра и отхлебнул кофе.

– Ладно, понял.

– Я не могу без нее, – сказал Бирьяр. – Остаться с ней не могу и без нее не могу. Что мне еще делать?

– У вас и впрямь погано обходятся с людьми, а? – заметил однорукий. И после долгого молчания вздохнул. – Послушай меня. Я руку не в бою потерял, ничего такого. Таким родился. Что-то там с нарушенным кровоснабжением. Нарушение развития. Или еще что. Рука была как у младенца. Я большей частью держал ее прижатой к груди и вовсе о ней не думал. Отлично обходился. Ничего особенного. Все собирался ею заняться, понимаешь? Чтобы ее удалили и вырастили заново из геля. Но то одно, то другое, все не мог собраться. Знаешь, о чем я говорю. Меня заваливали советами, а я смеялся и говорил, мол, хорошая мысль. Но ничего не делал. Потом, лет пятнадцать назад…

Он поднял к свету металлическую руку, покрутил ею.

– Вот она, – сказал старик. – Чертовская дрянь. Практически встроенный уолдо с виртуальным сознанием и распознаванием объектов. Соединения с сетью нет, так что ее не взломают. И офигенно сильная. Гнет сталь. Ловит на лету пули. И еще – представляешь – играет на пианино! Кроме шуток. Я не умею, а она – да.

– Очень мило, – произнес Бирьяр.

– Ты еще молодой. А я нет. Есть такая штука – с возрастом приходится делать выбор. Каждому. Приходится решать, хочешь ли ты быть лучше, чем есть, или оставаться таким, какой есть. Хранить верность тому, кем ты должен быть, или тому, кто ты есть. Понимаешь, о чем я говорю?

Бирьяр кивнул. Он плакал.

– Да-да, – продолжал старик. – Я так и думал, что поймешь. Открою тебе один секрет. Никогда этого не говорил, ни подружкам, ни самым близким союзникам. Никому. Ты меня слушаешь?

Бирьяр опять кивнул.

– Я скучаю по своей настоящей руке, так ее растак, – сказал старик. – Мне больше нравилось быть собой.

Бирьяр всхлипнул – как кашлянул.

– Мне ничего от вас не надо, губернатор. Но вот что я хочу спросить. Глядя на наше нынешнее положение и вставший перед вами выбор… Не надо ли вам чего от меня?

Ветер взвыл и швырнул в окно горсть градин. Бирьяр вряд ли слышал бурю.

– Вам этого не исправить, – сказал он. – Оверстрит обнаружит. Узнает.

– Узнает, – согласился старик. – Понимаете ли… Если.

Они замолчали. Бирьяр чувствовал, как что-то с ним происходит. Что-то неузнаваемое и в то же время знакомое, как звук собственного голоса.

– Вы бы сумели? Смогли бы меня убить?

– Да, – сказал старик. – Полдюжины раз. Запросто. Но это риск. Возись потом с тем, кого поставят на ваше место, понимаете? А этот ваш Оверстрит? Он здесь на чужой территории. Если с ним что случится, может, разумнее собрать для обеспечения безопасности здешний народ? Тех, кто ориентируется на местности. Знают, что здесь как устроено.

– Если с ним что случится?

– Ну да. Если, – повторил старик. И спросил: – Хотите?

Бирьяр выдохнул: «да».