Грехи отцов наших и другие рассказы

В первый день я гордо выкладывал свою «яичную» гипотезу одному слушателю за другим, пока не вернулся к первому. Затем мне предоставили файлы «только для чтения» за все пропущенные годы. Две тысячи страниц, которые я читал с тоскливой завистью – так, должно быть, отец следит за карьерой отдалившегося от него ребенка. От невероятного перехода Эроса к поверхности Венеры, к созданию врат Кольца, к открытию и активации тысячи с лишним других врат, ведущих в пустующие солнечные системы, – каждый поворот событий наполнял меня изумлением, радостью и пробирающим до костей сожалением, что все это случилось без меня.

Я забросил теорию яйца и вернулся к более естественной гипотезе врат. Они думали, что подсунули мне шпаргалку, которая позволит внушить тому марсианину, что я – лучший. Мне было все равно, что они думают. Пусть считают дураком – я был о них ничуть не лучшего мнения. Мне оставалось только надеяться на благополучный исход переговоров между Поясом и Марсом. Они держали в руках мою судьбу, и уже не первый год.

– Доктор Кортасар? – спросил марсианин.

– Да! – Я бросился к нему слишком поспешно, выставив руку с необоснованной надеждой на пожатие. – Да, я. Это я.

Марсианин холодновато улыбнулся, но руку пожал. Ни одно прикосновение не пробивало еще меня таким электрическим разрядом.

– Как я понял, вы составили представление о наших вратах-кольцах?

Мичо Па, стоя рядом с ним, кивнула, бессознательно подталкивая меня.

– Не особенно глубокое, – ответил я, – но общую картину представляю.

Следующие его слова прозвучали словно удар в живот:

– Почему вы солгали нам вначале?

– О чем? – спросил я в попытке выиграть время.

Он улыбнулся, но совсем не весело.

– Вы должны были понимать, что каждый звук в камере записывается.

Нет, этого я не знал. Задним числом это представлялось очевидным.

Марсианин продолжал:

– Вы преднамеренно сфальсифицированным анализом ввели в заблуждение доктора Брауна и лишь в последнюю минуту дали ему истинное толкование. Я хотел бы понять причину.

– Я переосмыслил свои… – начал я и сбился, перехватив его понимающий взгляд.

– Вы разыгрывали его как пешку, – сказал марсианин. – Манипулировали им, укрепляя свои позиции. Ошибочно полагая, что нам постараются сбыть наименее ценного пленника.

В его словах не слышалось вопроса, но я поймал себя на том, что киваю.

– Он не распознал вашей фальсификации, – продолжал марсианин – и потому вы здесь. Таким образом ваш план, провалившись, привел к успеху.

– Благодарю, – от души вырвалось у меня.

– Имейте в виду, что мы точно представляем, что вы за человек, какую тактику предпочитаете, и не потерпим подобного в будущем. Недопонимание этого факта самым решительным образом повлияет на ваше будущее.

– Я понимаю, – сказал я, и сказал правду. Видимо, выражение моего лица доставило марсианину удовольствие, и он чуть смягчился.

– Я собираю нечто вроде частной рабочей группы для изучения данных, поступающих с первых прошедших за врата зондов. Ваш опыт работы с первыми открытиями делает вас редким кандидатом. Я предлагаю вам присоединиться. Это будет не свобода. Не тот расклад. Но вы покинете это место, и у вас будет работа.

– Мне не нужна свобода, – сказал я.

В его улыбке мелькнул отблеск необъяснимой для меня грусти. Может быть, Альберто понял бы ее причину. Марсианин хлопнул меня по плечу, и меня захлестнула волна облегчения.

– Идемте со мной, доктор, – пригласил он. – Хочу вам кое-что показать.

Я вознес безмолвную благодарность всем воображаемым богам, какие могли нас слышать, и позволил марсианину вывести меня в открывшийся мне новый широкий мир.

Я даже позволил себе задуматься, как будет жить без меня зал. Поймет ли когда-нибудь Браун, что я его переиграл? Заведет ли Альберто другого любовника? Сколько лет Фонг с Наварро не откажутся от надежды на мое к ним возвращение? Я не ожидал ответов на эти вопросы, потому что, в конечном счете, мне было все равно.

Грехи отцов наших

Чудовища приходили ночами.

Сперва раздавались их голоса – далекие и призрачные. Переливчатые кличи, сложные, как симфония, и бессмысленные, как стрекот сверчков, разносились по долине. Самых низких нот песни человеческий слух не улавливал: инфразвук в поселке скорее ощущали, чем слышали.

Затем ноктоскопы обнаруживали движение. Начиналось оно иногда в двадцати, а иногда всего в двух километрах. Научная группа до сих пор не установила, чем занимались животные в светлое время суток, в те долгие пустые дни, когда, казалось, они исчезали, чтобы ночью сверхъестественным образом восстать из плоти планеты. Как будто поселок своим появлением оскорбил какого-то безымянного местного бога. Впрочем, загадка – это всего лишь загадка. Рано или поздно они разберутся. Если выживут.

После первого движения, если чудовища держались обычного порядка, их хор продолжал звучать до восхода на западе маленькой, движущейся по ретроградной орбите луны. Потом умолкал. А потом они приходили.