– Нацелятся на пролом. – Левард подбородком указал место. Стену периметра сложили из готовых пластин карбосиликатного кружева – ободрали с корабельной обшивки. Опоры были титановые или из стойкой к нагрузкам керамики. То место, куда чудовища ударили в прошлый раз, наводило на мысль, будто господь, спустившись с небес, промял изгородь пальцем. Десять метров разбитых пластин и погнутых опор заменили местными деревьями и всяким хламом.
– Может, в пролом, а может, и нет, – рассудительно произнес Джандро. Глава строительно-ремонтной бригады был настоящим медведем. – Ты что скажешь, Нагата?
Филип дернул плечом. Во рту у него было сухо, однако он постарался не выдать страха голосом:
– Их и целая стена не слишком-то задерживает.
Джандро ухмыльнулся, а Левард помрачнел.
Их поселок, второй по величине на планете Джанна, насчитывал четыреста тридцать шесть человек. Именовался он «Постоянное поселение Эмерлинг-Восс Бета», но все говорили просто Бета. С тех пор как прервалось сообщение через кольца, стало ясно, что Бетой он и останется. Без врат им до головной конторы корпорации «Эмерлинг-Восс» все двадцать три световых года пути. Поселок Альфа с тысячей жителей находился в семи с половиной тысячах километров к югу. Без орбитальных челноков и надежного наземного транспорта это было все равно что семь миллионов. К тому же с закрытия врат Альфа молчала. Отказала рация, или случилось что посерьезнее – жителям Беты сейчас было не до того.
Вдоль северной стены расположились две дюжины человек, набранных из разных бригад. Командовал ими Левард. Еще одна группа охраняла восточную стену, а на западной и южной расставили часовых с гонцами на случай неожиданностей. На случай, если чудовища изменят направление движения. Филип, изучив лица других сторожей, нашел на них приметы своего страха. Почти на всех. Джандро и его трое ремонтников держались свободно и спокойно. Филип задумался, какую химию они принимают.
Левард поднял факел: титановый стержень с намотанным на конце плотным восковым матом из местных мохоподобных организмов. И заговорил громко, чтобы слышали все:
– Когда они подойдут – если подойдут, – их надо сбить с курса. Не атаковать напрямую. Просто мягко отклонить в сторону, чтобы не налетали на стены. Мы с ними не воюем. Мы просто пастухи. – Он подтвердил свои слова кивком, будто сам с собой соглашался. И тем выдал неуверенность.
– Перестрелять бы их, – заметил Джандро. Пошутил. Все знали, что в поселке не осталось ни патронов, ни сырья для фабрикации новых.
– К стене не допускаем, – продолжал Левард. – А если все-таки пробьются, уходим с дороги. – Он указал на юг, в сторону фабрикаторного цеха – единственного двухэтажного здания на весь поселок. – Механики наладили магнитную пращу. Не заслоняйте им цель.
– Может, в этот раз и не подойдут, – сказал кто-то из группы. Нелюдской хор, словно в ответ ему, зазвучал громче. Обертоны накладывались друг на друга, будто корабельный двигатель попал в резонанс с вибрациями корпуса.
Филип, переступив с ноги на ногу, взвесил на руке свой факел. Здесь все было слишком тяжелым. Он большую часть жизни провел на кораблях, где привык переходить от невесомости к трети
У Леварда звякнул ручной терминал. Бригадир установил связь. Эвелин Альберт говорила громко, Филип расслышал каждое слово.
– Людей по местам. Наблюдаем движение в полукилометре. Север-северо-восток.
– Понял, – ответил Левард и отключил связь. На своих он смотрел как актер, забывший текст «речи на Криспинов день»[3].
– Приготовиться!
Все двинулись к стене, через подсобную калитку вышли на расчищенную полосу. В ночном небе ярко горели звезды и широкий диск Млечного Пути. Едва ушло за горизонт осеннее солнце, воздух остыл, пропитался запахами мяты и туалетного очистителя. Запахи Джанны совсем не походили на земные, говорили земляне. Если убрать привкус мяты, думал Филип, так могло бы пахнуть на корабле после большой уборки.
Что не отменяло факта, что Филип и факельщики с ним рядом пришли сюда как захватчики. Если бы у них остался корабль, Филип бы голосовал за отступление куда угодно. Но вместо корабля была стена, темнота и нарастающий вой чудовищ.
Он искал перемен в звучании хора. Воображал, как огромные звери восстают из темной почвы – как древние покойники из могил. Он думал, что и песня должна меняться, но уверенности у него не было. Он занял свое место у стены. Направо от него стояли две женщины из группы медиков. Налево молодой Кофи – длинный костяк и чуточку великоватая голова выдавали в нем такого же астера, как Филип.
– Вот чертовщина, – сказал Кофи.
– Чертовщина, – согласился Филип.
Вершины гор на западе озарило мутноватое сияние, словно там разгорался бледный огонь. Свет стал ярче, собрался в полумесяц – не более ногтя на большом пальце. Филипу он напоминал перевернутые рога.