Грехи отцов наших и другие рассказы

– Ого, – протянул Ксан. Кара отступила, но все еще держала его за руку. Не хотела отпускать. Ксан моргнул. – Для убитого я что-то неплохо себя чувствую.

– Я принесла тебя собакам. Они все могут починить.

– Даже меня, – сказал Ксан и добавил: – Как-то неправильно все выглядит.

– По-моему, они тебя немножко переделали, – сказала она.

Ближайшая собака шевельнулась и отвела взгляд, словно каялась, что не все в ее силах. Кара покачала головой:

– Ничего. Все замечательно! Спасибо вам.

– Тут что-то такое, чего я раньше не видел, – сказал Ксан. Голос звучал слабо, словно он говорил издалека, а не сидел прямо перед ней. – Что-то другое. Не знаю что.

Кара потянула его за руку, как делала иногда раньше.

– Идем. Уже поздно. Нам надо домой.

– Что значит «принадлежать к субстрату»?

– Не знаю. – Кара снова потянула его за руку. – Пойдем, спросим маму. Если только я найду отсюда дорогу.

Повернувшись к собакам, она поклонилась. Неизвестно почему ей показалось, что так будет правильно.

– Спасибо вам, что вернули моего брата. Если я чем-нибудь смогу вам помочь, просто дайте мне знать, и я сделаю. Честно.

Собаки зачирикали по-птичьи, а потом все разом встали и на своих удивительных суставчатых ногах ушли в лес. Кара ожидала, что они заведут свое «ки-ка-ко», но не дождалась. Они просто растаяли в лесу, словно были его частью. Кара двинулась в сторону, в которой довольно твердо предполагала юг, и Ксан шел рядом, не отнимая холодной серой руки.

Пруда они не нашли, зато в просвет между деревьями открылась дорога к их дому. Серое небо сумерек поблескивало звездочками и лунами-палочками. Теперь Кара хотя бы знала, где они с братом находятся и как добраться, куда им надо. И только надеялась, что по дороге их никто не увидит. Хотела, чтобы о ее успехе первыми узнали родители.

Тихий ветерок с севера защелкал плетями лоз. Дети шли дорогой, которой каждый день возвращались из школы, знакомой и привычной, несмотря на все перемены. Кара уже предвкушала тарелку ячменного супа, постель и пробуждение утром среди общего изумления и восторгов. Ксан спросил, как он умер, и по пути она рассказала ему историю его смерти, похорон, и кто на них был, и как она добилась, чтобы его тело оставили там, откуда она могла его выкрасть. Он слушал как никогда сосредоточенно и почти не перебивал.

– Главный солдат приходил на меня посмотреть? – спросил он, когда Кара закончила.

– Да.

– Как ты думаешь, он из-за моего возвращения захочет снова нас видеть? Я не хочу им неприятностей.

«Им». Он говорил о собаках. Кара забеспокоилась. Солдаты наверняка захотят все узнать про собак, птицу-маму, дрон и Ксана. Тем более что собаки показались после того, как ожили луны-палочки. Надо будет обсудить с родителями, что и как сказать солдатам.

Она вспомнила Уинстона. Как он слушал. «Мне нужно, чтобы в твоей семье все было хорошо».

– Адмирал понимает, – сказала она. – Он знает, что Лакония не похожа на другие места.

Ксан обдумал это чуточку дольше обычного и кивнул скорее самому себе, чем ей.

В доме светились все окна. Горел свет во всех комнатах. Непохоже на родителей так транжирить энергию. А они были дома, виднелись в раме окна, как на экране ладонника. Мама стояла, опираясь руками на кухонный стол. Отец сидел. И выглядели они усталыми не меньше Кары. Ей подумалось, что они ее целый день искали. А вдруг кто-то до сих пор ищет?

Ксан остановился, разглядывая дом своими почерневшими глазами. На лице появилось изумление, словно он впервые его увидел. В каком-то смысле так и было. Кара ласково пожала ему руку. Брат не сразу пошел за ней, когда она шагнула к передней двери. Кара остановилась и помахала ему.

– Все будет хорошо!

Когда она открыла дверь, мама вскинулась, будто от выстрела, а потом бросилась к ней и обняла так крепко, что стало больно.

– Что ты натворила! – прорычала мама сквозь гневно сжатые зубы. – Какого черта?

И прижала Кару к себе так тесно, что та стала задыхаться. От всхлипов матери вздрагивали обе. Кара обхватила маму руками и заметила, что тоже немножко плачет. Чувство вины, и радость, и эхо горя от смерти Ксана, и торжество от его возвращения – все слилось в ней в эту минуту, и девочка цеплялась за мать, как цеплялась за нее совсем маленькой.

– Все хорошо, мама, – проговорила она сквозь слезы. – Теперь все хорошо.

Отец назвал мать по имени:

– Дот.

Всего один слог, но тревожнее крика.

Ксан остановился в дверном проеме, не в темноте и не на свету. Его саван собрал столько грязных пятен, что походил на маскхалат. И босые ноги были в грязи. Изгиб бровей над черными влажными глазами напомнил Каре собак – такой же неуверенный, смущенный, виноватый. Он сделал шаг в дом и остановился. А потом мгновенным движением вскинул к ним руки, как младенец, который просится на ручки. И под ногтями была грязь. А лицо из-за серой кожи казалось чумазым даже там, где было чистым.