Грехи отцов наших и другие рассказы

Остальное здесь было чужим. Вытянутые конусы канделябров, в темные часы дня и ночи излучавшие свет непривычного спектра. Зернистость панелей, изготовленных из древоподобных оберонских организмов в подражание земному дереву. Ничего подобного у него дома не было. Казалось, сама комната говорит, что ему здесь не место. Отталкивает его. Бирьяр верил, что со временем это чувство пройдет.

Он потянулся. Узел между лопатками стал уже привычным, как и песок под веками. Щелкнула, отворяясь, дверь за спиной, он услышал шаги Моны, знакомые, узнаваемые безошибочно, как и ее голос. Он оглянулся, и сердце ушло в пятки.

– Что случилось?

Она упала в мягкое кресло, мотнула головой. Этот легкий, напряженный, бессознательный жест он уже видел. Значит, сердится. Это лучше, чем страх. Он подошел, сел рядом, но не прикоснулся к ней. В гневе она плохо воспринимала телесную ласку.

– Здесь все прогнило, – сказала она. – Аферисты в «Кси-Тамьяне» годами тормозили первоочередные исследования. Годами! Может, с самого начала.

– Расскажи, – попросил Бирьяр.

Она рассказала. Мало того что ее секретарша вставляла себя в патентные договоры, она еще вышла замуж за контролирующего организацию представителя союза, она выбила место при Моне, задавив более квалифицированных претендентов, ее декларация о доходах и близко не лежала с полученными ею выплатами. С каждой фразой голос Моны звучал жестче – гнев усиливался, чем больше она об этом думала. Бирьяр слушал, сцепив пальцы и не сводя с нее взгляда. Каждая новая подробность ложилась тяжестью у него в груди. Коррупция слоями нарастала на коррупции, и здорового тела уже осталось меньше, чем болезни.

– И еще, – яростно заключила Мона, – если правление и союз не в курсе, значит, они некомпетентны, а если знали – они сообщники.

Бирьяр склонил голову, давая новостям улечься. Мона уставилась в пустоту перед собой, голова ее покачивалась на сантиметр взад-вперед, словно жена выговаривала воображаемому собеседнику. Возможно, так и было.

В дверь тихо постучали. Кто-то из домашних слуг хотел подмести или перестелить постель. Бирьяр велел зайти позже и получил в ответ скомканное извинение. Мона даже не заметила помехи. Он рискнул взять жену за руку.

– Это прискорбно, – сказал он.

– Мы должны все исправить, – отозвалась она. – Это недопустимо. Их афера обошлась в годы работы. Веронику надо арестовать и удалить, деятельность союза расследовать и очистить его. Не представляю, насколько глубоко это вросло.

– Я поставлю на вид местному магистрату, – сказал Бирьяр. – Мы этим займемся.

– Мировому судье? Нет! Мы должны сейчас же ее арестовать. Мы сами. Она ведет подрывную деятельность в самом ценном из колонизированных миров. А ты его губернатор.

– Я это понимаю. Правда. Но если она нарушила оберонский закон, это дело местного суда. Я, если и вмешаюсь, должен буду действовать очень осторожно.

Мона отняла у него руку. Тяжесть под ложечкой у Бирьяра стала еще тяжелее, между лопатками заболело.

– Я строю на фундаменте из страха и надежды. Страха перед «Бурей» и «Тайфуном» и надежды, что они сюда не придут. Нам следует выглядеть всесильными, но благожелательными. Даже снисходительными. Вот когда здесь будет наш флот, когда мы наберемся опыта, завоюем верность полиции и военных – тогда можно будет применить силу. Мы здесь всего несколько дней. Я вынужден быть осторожным, не усердствовать сверх меры.

У Моны от разочарования погрустнели глаза. И губы обмякли. У Бирьяра к горлу подступили слова извинения, но они бы прозвучали, будто он сожалеет, что отказывает ей в просьбе, а он сожалел, что положение дел таково, каково оно есть.

– А если выплаты на самом деле идут не ей? – предположила Мона. – Если ее декларация о доходах правильная? Может, она состоит в криминальном синдикате? Тот человек, что приходил сюда. С рукой… Может, она работает на него.

– И я распоряжусь, чтобы наши люди этим занялись. Если так, мы будем действовать.

– Нам в любом случае надо действовать, – возразила Мона. – Я – глаза Лаконии в самом значительном из агрикультурных проектов. Ты – губернатор планеты. Если мы ничего не предпримем, зачем мы здесь нужны?

– Пожалуйста, не так громко.

– Не говори со мной как с ребенком, Бирьяр! Это серьезный вопрос.

– Наше дело здесь – выжить, Мона, – огрызнулся он. – Мы ведем свою войну, мы определяем самые насущные угрозы и занимаемся ими, а еще создаем впечатление, что способны применить подавляющую силу и не применяем просто потому, что не хотим.

– А это не так, – сказала Мона.

– Будет так. Дай нам время утвердиться, мы возьмем в свои руки любую систему – но не все сразу. Потому мы и правим таким образом. Мы присутствуем, мы наращиваем влияние, мы применяем силу в меру необходимости и милостиво допускаем самоуправление, пока нет другой возможности.

– Самоуправление? – Голосом Моны можно было порезаться. – Дуарте послал нас сюда, чтобы мы видели происходящее своими глазами. И действовали. Что же это наше с тобой самоуправление ничего не делает?

– Самоуправление – это для них, – сказал Бирьяр. – Не для нас.

* * *