Грехи отцов наших и другие рассказы

Мона достаточно разбиралась в физиологии, чтобы объяснить свое восприятие. Рассматривая Веронику, сидящую напротив и переключающую дисплей от отчета к отчету, сводя данные во вразумительное резюме, и выдающую общий обзор ситуации с активными экспериментами лабораторий, Мона умом понимала, что голос у нее вовсе не режет ухо. И привычка перебивать саму себя, больше не возвращаясь к начатому, не такая уж редкая причуда. И стрижка ее вовсе не создает впечатление, что она нарочно вырядилась в костюм «почтенного администратора». Все это были артефакты сознания.

Легче от такого понимания не становилось.

– Данные по опытам с фотосинтезом с Северного поля ожидаются к концу недели, – говорила Вероника. – Предварительные результаты, как вы сами видите, неплохие.

«Она должна понимать», – думала Мона. Радар Вероники не мог не уловить напряженности и неприязни. Но улыбается она точно так же, как всегда, и так же любезна, и все факты и доклады наготове. Эта женщина наверняка чувствует отвращение Моны, но ничем себя не выдает. Так что либо Мона очень ловко скрывает свои чувства – либо Вероника.

– А работы по совместимости микробиот? – спросила Мона.

– Это не на Северном поле. Группа Балакришны работает на старых мощностях. В смысле по-настоящему старого здесь ничего нет, понимаете? Мы всего-то пару десятилетий на планете.

«Виляешь», – думала Мона. Вывести из равновесия Веронику Диец – первое настоящее удовольствие за день.

– Когда ожидать результатов по работе Балакришны?

– Вероятно, следующая серия начнется в этом месяце, но не на сто процентов, – ответила Вероника. – Если хотите, уточню.

«И скажешь мне то, что тебе удобнее», – думала Мона. Она не сомневалась, что, если для сокрытия своих делишек Веронике потребуется неудача Балакришны, его опыт мистическим образом провалится. Так же как работы доктора Кармайкл по трансляции структур стали не столь многообещающими, когда этой женщине – змее, паразитке – не перепало от нее куска.

– Узнайте, пожалуйста, – сказала Мона, вставая. – Обсудим это… в пять часов?

– Хорошо, – согласилась Вероника, как если бы просьба звучала абсолютно резонно. Подготовить доклад за время, за которое разве что чашку чая заварить успеешь.

Мона дождалась, пока Вероника выйдет, – не собиралась оставлять ее одну в кабинете, – заперла за собой дверь и прошла по светло-зеленому коридору прямо и направо – в общую столовую.

Она налила себе зеленого чая и выбрала на десертном столике сахарное печенье, после чего села за угловой столик. На горизонте вставали высокие белые облака, солнце окрашивало их золотом и румянцем. Мона поморщилась на них. Она уже приспособилась к новой среде, перестала воспринимать фекальный запах местной биологии.

Вероника стала проблемой, и не только сама по себе. Моне полагалось отчитываться перед Лаконией. Целая группа почвоведов и агробиологов ожидала от нее данных по «Кси-Тамьяну» и Оберону. Уже приходили запросы от доктора Кортасара, а от него всего один шаг до самого Уинстона Дуарте. Ей уже пора подготовить к отправке предварительные результаты не только по местным исследованиям, но и по партнерским с Обероном мирам. А она вместо этого выявила криминальную интригу и получила от Бирьяра серьезное предупреждение, что разбирательство по ней следует предоставить тем самым органам, которые ее допустили. У нее накапливалось раздражение. Оно мешало сосредоточиться на работе. От него надо было избавиться.

Избавиться не представлялось возможным.

Мона все вспоминала доктора Кармайкл на первом оберонском приеме. И свое волнение, когда она услышала о трансляции структур, о возможностях, которые открывало прочтение кода биома, причем не только здесь, но по всем колониям. Как трудно ей было поверить, что кто-то способен преднамеренно мешать столь перспективным работам. Случилось это совсем недавно, но та прошлая Мона казалась уже такой наивной. Оберон менял ее, и она сомневалась, что ей нравятся перемены.

Забросив в рот печенье целиком и залпом допив остатки чая, она вернулась к себе. Не сказать, чтобы ее тянуло в кабинет. Просто столовая раздражала не меньше. Или, вернее, Мона была все так же раздражена, и ничто вокруг не приносило облегчения.

Вероника еще не вернулась с докладом. Мона села за свой стол и уныло взглянула в окно. Тот же вид под другим углом. Направо протянулся Баррадан: улицы, дома, купола. Налево лежала дикая планета – экзотическая, неприрученная, почти невообразимого разнообразия и богатства, полная чудес. Казалось бы, воплощение всех надежд. Все, что требовалось, присутствовало.

«Самоуправление для них, – произнес в памяти ее муж. – Не для нас». Однако…

Что-то шевельнулось у нее в подсознании. Мысль явилась ей совершенно оформившейся, словно давно сложилась и только ждала подходящего момента, чтобы всплыть.