Он ожидал следующего вопроса, но Лара молчала. Небо потемнело, показались первые звезды. Засветилась маленькая луна – половинка луны. Лара склонила голову к плечу, прямые волосы цвета меда упали на один глаз, губы тронула озорная улыбка. Бирьяр почувствовал, что улыбается в ответ, и спросил со смешком:
– Что такое?
– Вы счастливы быть здесь? И все? Вы – главный человек в системе. На вас смотрят буквально миллионы людей. Вы на планете, куда не ступали ногой, пока она не стала вашей. Это, должно быть… трудно? Пьянит? Что вы чувствуете, Бирьяр?
Он покачал головой. Ветерок из окна тепло тронул щеку. Лара не отпускала его взгляд. И он поймал себя на желании рассказать ей. О том, насколько роль губернатора системы Оберона не похожа на то, чего он ждал, к чему его готовили. О том, каким чужим он чувствует себя в такой дали от всего, что знал, о том, как тревожно сознавать, что кто-то его ненавидит – не как человека, а как то, что он собой воплощает.
Долг требовал от него иного.
– Не думаю, что это кому-то так уж интересно, – произнес он и сам услышал едва ли не тоску в своем голосе. Странное дело. Он подобрался и сменил тон. – Я в самом деле счастлив, что я здесь.
Улыбка Лары погасла. Последний красный луч упал на изгиб ее шеи, и Бирьяру захотелось включить свет в кабинете. И в то же время захотелось не включать. Он остался сидеть неподвижно. В ее лице уже не было озорства. Ему вспомнилось, как на третьем интервью она рассказала о гибели брата и как она о нем жалела. Как сильно горевала. На этой вонючей планете Лара – теперь, когда ушел «Нотус», – казалась ему самой близкой. Она его понимала.
Лара снова потянулась – на сей раз не за стаканом, а за ладонником. Повернула экран так, чтобы Бирьяру было видно. Запись отсчитывала секунды молчания. Она выключила ее и положила ладонник на прежнее место.
– Каково это вам? – повторила она.
Он помолчал, не зная, стоит ли отвечать. Как бы ни хотелось.
– Мне… – Бирьяр с удивлением ощутил ком в горле. – Тяжело. Иногда.
Она кивнула, одним движением признавая ответ и поддерживая его. Бирьяр наклонился к ней, оперся локтями о колени, сжал руки.
– Меня, как и всех, тщательно готовили к исполнению обязанностей. Но одно дело – знать умом или по моделям…
– Вам одиноко, – сказала Лаура.
– Да, в некотором роде. Это, конечно, не для публикации.
Ее улыбку теперь скрывала тень, но он все-таки увидел.
– Только между нами, – сказала она и пальцем начертила крестик на груди. – Вот вам крест!
Он ощутил, как что-то сдвинулось у него внутри. Словно разжался кулак, сжатый так долго, что стало больно, когда он отпустил. Он вдохнул, задержал воздух в груди и, выпустив, весь обмяк.
– Я не выдерживаю. Не всегда, иногда. Чувствую себя занозой и чувствую, как Оберон воспаляется вокруг меня. Изолирует. Пытается вытолкнуть.
В ее мягком голосе не прозвучало жалости. Жалости он бы не потерпел.
– Это ужасно, Бирьяр.
– Да. И я не знаю, что с этим делать.
Минуту они слышали только потрескивание остывающих в темноте стен и дальний рокот уличного движения. Лара шевельнулась, и он вдруг остро ощутил ее присутствие. Ее телесность, прочность. Она коснулась его руки – и это было как брошенный утопающему канат. Она придвинулась ближе, и ему ни с того ни сего почудилось, что она подбирается к висящему у него на поясе пистолету, что хочет его взять, чтобы что-то показать или доказать. И только когда ее губы коснулись его губ, в сознании холодно вспыхнул сигнал тревоги.
Он встал и попятился в темноту комнаты.
– Извините. Нет-нет. Мне очень жаль. Я не… Это не…
Он нащупал свой стол, вывел управление, включил свет. Кабинет затопило яркое желто-голубое сияние дня. Лара стояла на коленях между их креслами, удивленно глядела на него снизу вверх. Бирьяр вытер ладони о полы пиджака. Язык плохо слушался. Словно с ним случился удар.
– Это… – Он покачал головой. – Нам… нам лучше закончить интервью. Было очень приятно. Я рад вашей дружбе. Да. Лучше на этом закончить интервью.
– Бирьяр, извините, – сказала она. – Просто…
– Нет. Это ничего. Все хорошо. Это останется без последствий.
Лара снова уселась в кресло, оправила блузку. Бирьяр подошел, но садиться не стал. В крови еще звенел электрический разряд. А что, если их кто-то видел? Что он скажет Моне? – а Моне надо будет сказать. Промолчать было бы подло. Он сглотнул.
– Не хотела вас пугать, – проговорила Лара.
– Я не испугался, – ответил он. И хотел добавить: «Я женат», но вышло другое: – Я лаконец.
В усмешке Лары ему померещилось сожаление. Она взяла ладонник, палец завис над кнопкой «возобновить запись». Глаза ее спрашивали, уверен ли он, но Бирьяр уже снова стал самим собой. Или не так – губернатором Риттенером. Так лучше. Она нажала кнопку, снова пошли отсчитываться секунды. Бирьяр оперся о спинку кресла, как о крышку кафедры. И вернулся к теме.