Грязь (СИ)

Суд разбирал дела, СМИ мусолили тему, выдвигая свое видение ситуации, а концерты состоялись. Джеджун стоял чуть дальше от остальных мемберов, его партии заглушал свист, или же целые секции концертного зала вырубали лайтстики, выражая свое отношение. Чувствовалось напряжение, выматывающее и стаф, и группу, и фанатов. После концертов группа официально приостановила свою деятельность. Поднялась вторая волна ненависти. Уже к компании и тем, кто защищал группу. Некогда адекватные молодые люди, скандируя имя Джеджуна, едва не набрасывались на фанатов бывшего квартета и оставшегося трио, в свою очередь обзывая их предателями и трусами, отвернувшихся от их любимца. В интернете велась война, все поливали друг друга грязью, закрывали фанкафе. Творился ад.

Яркие огни ночного города слепили глаза. Джеджун сидел у окна и играл вином, гоняя его языком во рту. Казалось, он провел целый год вот так, ничего делая, только цедя алкоголь и разглядывая открывающийся из окна пейзаж. Суд остался позади. Как и говорил Юнхо, они выиграли дело — контракт был признан рабским и разорван, неустойки компании выплачены. Поговаривали даже, что контракты оставшихся участников были пересмотрены и некоторые пункты смягчились или вовсе исчезли, однако новоявленное трио затаилось, чтобы вернуться по-королевски и утереть нос хейтерам. Готовилось нечто грандиозное. Джеджун же, громко заявив о себе и покинув родное гнездо, теперь не знал, что делать со своей свободой, что оглушила его. Точнее, не было сил на что-либо. Недописанные песни так же лежали в столе, рояль, на котором учился играть, после переезда на новую квартиру был завален коробками. Предложений на передачи опальной звезде не присылали. Юрист обещал связаться, как только найдет хорошего менеджера, а тот подберет агентство. Вынужденное безделье вовсе лишило Джеджуна сил. Казалось, что вот представился шанс выспаться, но и спать он не мог из-за внутреннего напряжения и переживаний.

Поднявшись, молодой мужчина прошел вглубь квартиры. Поставив бокал на край рояля, взялся за коробки. Несколько минут ушло на то, чтобы освободить инструмент, потом Дже принес стул и уселся, поднял крышку. С некоторым сомнением он всматривался в клавиши, вновь глотнул вина. И только потом смог опустить пальцы на прохладную поверхность. Одна из клавиш поддалась под тяжестью указательного пальца. Раздался громкий звук. Ким поморщился. Слишком он отвык от музыки. Джеджун принес бутылку, налил полный бокал и, глядя на него, сыграл простую мелодию. Когда уверенности в собственных способностях стало больше, он принес свою последнюю песню. Вот тут настал коллапс. Он долго ерзал, никак не мог сесть удобно, расслабиться. Так, не сыграв ни ноты, выцедил весь бокал. А потом перечеркнул записи, осознав, какую когда-то сочинил ерунду. Он так давил на ручку, что порвал лист. Взял карандаш. Сломал грифель. Зарычав от злости, отшвырнул тетрадь, ударил по клавишам. В квартире была шумоизоляция, и он не беспокоился, что перебудит соседей. Ким вдавливал клавиши, терзая рояль, выплескивал накопившиеся эмоции.

— Почему?! Почему?! Почему?! — скрипел зубами Джеджун. — Почему это случилось со мной?! Почему всегда так сложно?!

По щекам поползли слезы. Вскочив, Дже схватил бутылку и запустил в стену. Алая клякса расползлась уродливыми разводами, во все стороны брызнуло стекло. Джеджун уселся у рояля и расплакался. Он был никому не нужен. Ни бывшим одногруппникам, клявшимся в братской любви перед фанатами, ни президенту компании, называвшего его своим сыном, ни Юнхо, засевшему в подполье. Ни матери. Он был один с самого начала, с тех пор, как отец, чье лицо практически стерлось из памяти, успокаивающе поцеловал в щеку и попросил ехать с незнакомыми мужиками. Издав болезненный стон, Джеджун растянулся на полу. Его душили рыдания.

Как во сне он прополз к кровати, стянул банку со снотворным и вытряхнул горсть. Хотелось забыться нахрен. Запихав все в рот, Дже принялся жевать, хрумкая. От горечи запершило в горле. Поперхнувшись, Дже закашлялся. Во рту стало сухо, ни глотнуть, ни вздохнуть нормально. И тогда он испугался, осознав, что может умереть. Подобравшись, он рванул в ванную и выплюнул медикаменты, взялся полоскать горло. Для пущей уверенности сунул пальцы в рот и надавил на язык. Его вырвало. Вновь хлынули слезы.

Через пару дней под вечер раздался звонок, который он уже отчаялся ждать. Юнхо приказал взять наработки песен и ехать в клуб. Джеджун никогда в жизни так быстро не собирался. Сбрив щетину и умывшись, он похлопал себя по бледным исхудавшим щекам и улыбнулся отражению в зеркале.

— Соберись, урод. Не раскисай!