доберешься! Ты придешь, а Пьяных "Святителей" уже в Охотск увел.
Зимой, - на носу-то зима! - на конях от Пенжинки к Охотску не
спустишься, это тебе не на байдарках море в шторм переплыть. Придется
олешек или собак добывать, а на таком деле беспременно голову
сложишь...
Шелихов признал доводы Большеротова разумными. Оставалось, таким
образом, лишь одно: осуществить первоначальное намерение - перебраться
через хребет, мимо сопки Вилючинской, в Петропавловск. Денег, правда,
при себе мало, мягкая рухлядь осталась на корабле, но если
петропавловский исправник Штейнгель дозволит расторжку, англинец,
может быть, и согласится под его государственную гарантию принять
векселями на Москву или Петербург. В таком случае он, Шелихов, тоже
заработает, но только уже в свой карман, без дележки с кем бы то ни
было. Ну, а если и ничего не выйдет из попытки торговать без наличных
денег, то... Шелихов тут задумался. Только что входившие в торговую
практику векселя Григорий Иванович считал необходимым внедрять в
обиход сибирской и заокеанской торговли - не будешь же возить за собой
сундук с деньгами. Да, - примиренно пришел к выводу мореход, - если он
ничего не купит, то хоть расспросит и узнает от английского капитана
координаты пути в Кантон, на Филиппины, Малакку и Индию. А знать
теперь это для Шелихова такое дело, что за него он и сам готов большие
деньги заплатить.
Оставив Большеротову залог за трех лошадей, Шелихов на следующий
день вместе с Кучем выехал в Петропавловск. Третья лошадь шла под
вьюком с продовольствием.
Они прибыли в Петропавловск на седьмой день трудного пути, следуя
мимо действующих сопок Апача, Паратунка и горячих у их подножия
ключей, в которых смогли варить себе рыбу и подстреленную дорогой
дичину.
- Твоя страна и моя страна - как руки у людей, - радостно
выставил Куч перед глазами Шелихова ладони с растопыренными пальцами.
- Руки одинаковы, а люди разные: ты белый, а я красный.
- Пустое, - отвечал Шелихов. - Мы к тебе придем - всех одинакими
сделаем...
На спуске к Петропавловску Шелихов и Куч невольно остановились,
залюбовавшись величественным видом Авачинской бухты. Между четырьмя
курившимися сопками лежало глубокое зеркало вод. Двадцативерстным
широким клином это зеркало врезалось в яркую зелень берегов,
испещренную белыми стволами берез.
- Хороша! - вырвалось у Шелихова. - Прямая дорога в Америку! Одна
беда, полгода льдами заперта лежит...
Шелихов даже от цели своей поездки оторвался и перенесся в мир
глубоко затаенных желаний: "Ковер бы самолет добыть, сел бы на него и
за полдня в Америку перелетел... Али сапоги семиверстные..." И тут же
в тревоге за судьбу Натальи Алексеевны подумал: "Влез бы в них с
вечера среди камчадалов, а на другой день с Наташенькой в Охотском чай
бы пил. Сказки! Чудесные бы такие снаряды заиметь, чтобы одолевать и
время и пространства! Сбудется ли это?.."
Невдалеке от берега стоял корабль красного дерева, обитый латунью
до верхнего борта, с двенадцатью пушками, расставленными на палубе.
"Это тебе не русские купеческие галиоты, деревянными гвоздями шитые",
- мелькнуло в мыслях Шелихова, когда он осматривал понравившееся ему
судно.
Не открывая своих торговых намерений, он прежде всего постарался
разузнать, откуда пришли иноземцы и сколько шли.
Дородный капитан корабля "Юникорн" Ост-Индской компании Виллиам
Питерс выступал павлином и говорил:
- Из Бенгала вышел двадцатого марта, в Кантоне чай брал двадцать
восьмого июня, в Петропавловск пришел девятого августа...
"Ладно, хвались, хвались, - ничем не выдавая своего
удовлетворения, подумал Шелихов. - Ты пятьдесят градусов по широте за
сто сорок дней осилил, а я семьдесят градусов по долготе за тридцать
пять дней сумел пройти. Твое судно латунью обито, а мое червем морским
изъедено, ракушками облеплено... Вот и поглядим, кто хозяином морей
станет".
На корабле Григорий Иванович пил подносимое англичанами виски и
осторожно разведывал о торговых намерениях заморского гостя. На берегу
же уговаривал Штейнгеля не допускать англичан до торговли по мелочам,
а позволить ему, Шелихову, купить весь английский груз и поручиться за
него в уплате по векселю на Москву, в срок два месяца по предъявлении,
из шести процентов годовых.
Капитан-исправник Штейнгель согласился, и Шелихов объявил
Питерсу, вставляя для полноты убеждения уловленные из прежних встреч
дружеские слова на английском языке:
- My friend - дружище, чтоб не ворочаться тебе с грузом и не
вызывать хозяйского неудовольствия, готов я у тебя, for friendship -
дружества ради, весь груз покупить, ежели цену сбавишь и векселями
возьмешь... Money, казны то есть, при себе не имею, но власти
поручатся, что я все заплачу...
Капитан Питерс, приписав это предложение соблазнительному
действию виски, даже удивился. Но думал недолго. У него было поручение
Ост-Индской компании проникнуть в неведомые, на краю света, владения