Григорий Шелихов

Каждый раз приглашая гостей садиться где кто вздумает, Державин с

необыкновенной легкостью и искусством сумел собрать вокруг себя во

главе стола всех особ, расположением и вниманием коих особенно

дорожил.

- Ох, и ловок же Гаврюша, недаром далеко пошел, - не преминул

отметить светскую ловкость хозяина старый его друг Денис Иванович

Фонвизин, прикативший на огонек любезных ему в доме Державина вечеров.

Близкий к смерти, Фонвизин едва уже передвигал свое разбитое

параличом тело.

- И где он богатыря этакого раскопал? - продолжал Фонвизин

голосом хриплым и резким, обратившись к соседу - молодому, скромному

гвардии капитану Ивану Ивановичу Дмитриеву, успевшему прославиться

своей песней "Стонет сизый голубочек", недавно только напечатанной в

"Московском журнале" Карамзина. - Я как раз намедни, - продолжал

Фонвизин, не ожидая ответа, - прочитал предивную книжицу о нем, не

знаю, кем написанную, - "Странствование российского купца Григория

Шелихова в 1783 году", с чертежами географическими и изображением

самого морехода...* В натуре, вижу, он куда лучше, Синбад** морей

гиперборейских!.. Жаль, одна только первая часть издана, второй,

боюсь, не приведется прочесть, смерть не даст дальше отсрочки, -

грустно проговорил Денис Фонвизин. (* Собственноручное описание

Шелиховым своего первого плавания на Алеутские острова и к берегам

северо-западной Америки. Издано Сопиковым в 1791 г.; 2-е изд. 1812 г.

Переведено на немецкий и английский языки. ** Герой одной сказки из

"Тысячи и одной ночи".)

- А и чем, Аристарх, кормишь-поишь нас сегодня? - обратился

Гаврила Романович к стоявшему с каменным, бесстрастным лицом за его

стулом дворецкому. - Так... Роспись столовому кушанью, - начал читать

Державин вслух для гостей, чтобы каждый мог управлять своим аппетитом

и ограниченной самой природой вместимостью желудка, - месяца

фебрауария, в день пятнадцатый, в навечерии, в восьмом часу...

- Давно девять пробило, Гаврила Романович, - бесцеремонно перебил

его сидевший за столом Альтести.

- Не доверяй курантам жизни своей, господин Альчести! -

недовольно отозвался Гаврила Романович. - В восьмом часу!.. Так...

Коврыга монастырская, калачи хомутанные, сельди соловецкие, икра

астраханская, тулова ершовые в студне, звено белуги ставное, свежее...

водка хлебная, да сухарная, да рябиновая, да анисовая, да мятная, да

калуферная, да бонбарисовая... Добро, добро! Пироги подовые московские

да уха стерляжья, из живых.., рябцы и тетерки дикие... спаржа

голландская, гретая... вина французские и рейнские... поросенок

молочный, тамбовский, с хреном... Лапша кудрявая в меду литовском...

так!., бланмажея сливочная, клеевая... Добро, Архипушка, на славу

накормить вознамерился... Начнем, в добрый час, гости дорогие! И

первую здравицу возгласить хочу за матушку нашу, человечества

благодетельницу, преславную государыню... Ур-ра!

Подстерегавший здравицу хор роговой музыки на антресолях, под

потолком столовой, мгновенно откликнулся бурным тушем. Гости

разноголосым "ура" заглушали музыку.

После жаркого в сопровождении множества вин Ольга Александровна

Жеребцова, рожденная Зубова, уже немилосердно надавливала под столом

каблучком красной, золотом расшитой туфли сапог Шелихова. Возбужденная

вином и мощью своего красавца кавалера, она пыталась разогреть его

спокойную простоту и, как она думала, робкую застенчивость

бесчисленными бокалами водок и вин, которые он, по ее настоянию,

осушал один за другим, не обнаруживая и малейших признаков опьянения.

Такая способность к поглощению вина, какой она, несмотря на свой

большой жизненный опыт, никогда еще не видела, окончательно покорила

ее сердце: поистине Геркулесовы подвиги может творить сей сибирский

мореходец.

- Расскажите из страшных самое страшное свое приключенье,

Григорий Иваныч, - взволнованно просила она, хватая его то за руки, то

за отвороты поддевки и не обращая никакого внимания на презрительные

гримасы сидевшего напротив лорда Уитворта, общепризнанного и давнего

ее друга. - Самое страшное, чтобы... кровь была, смерть... женщина...

- Не было такого у меня, Ольга Александровна. Не лил я крови

беззащитных... от страха смерти бог миловал...

Скромное упорство Шелихова в глазах Ольги Александровны предстало

как что-то такое новое и обаятельное, в сравнении с чем отступили все,

кто пользовался до того времени ее мимолетной благосклонностью.

Жеребцова неожиданно вскочила на стул и, придерживаясь рукой за

кудрявую голову соседа, закричала Державину:

- Гаврила Романыч, я и гости ваши чрезвычайно заинтересованы

узнать, как воевал notre vaillant compatriote, glorieux navigateur...

chevalier* Шелихов, - она вызывающе подчеркнула слово "шевалье". -

Какие чудеса видал... (* Наш славный соотечественник, прославленный

мореплаватель... кавалер (франц.).)

- О la-la! - пренебрежительно отозвался лорд Уитворт с чисто