Григорий Шелихов

- Буря невиданная, чувством человеческим непостижная, - продолжал

Шелихов голосом, прекратившим веселые замечания слушателей, - буря эта

расшвыряла наши утлые галиоты... С "Симеоном" сбежалися мы через две

недели при острове Уналашке, а "Святого Михаила", с зимы в поминание

занесенного, в доказательство, каких токмо чудес на море не бывает,

ровно через год целехоньким принесли к нам ветры морские на остров

Уналашку... В мае восемьдесят четвертого года, когда мы стояли на

добыче бобров, морских котов, сивучей и других зверей, довелось нам

быть свидетелями чуднова дива - родов земных... Погодка тогда выпала

тихая, туманная, и вдруг, чуем, дрожит наш корабль и океан под ним,

как в трясовице, дышит, зыбью ходит. Смотрим - впереди туман багроветь

стал, вроде пожар прикрывать, а потом как ухнет что-то, будто пушка

какая, силы невиданной... да еще и еще! А следом - на палубу камешки,

большие и малые. Взял в руки - горячие. А они сыпятся и сыпятся, какие

в складки паруса попали - закурились, задымились паруса. Послал я на

реи матрозов паруса спасать, а сам удивляюсь, ума к загадке не

приложу. Наташенька рядом белее снега стоит, молится:

"Святители-угодники, Николай-чудотворец, богоматерь Одигитрия,

странствующих и плавающих заступница, спаси и помилуй..." А впереди

туман, то пламенем наливается, то тухнет. Будто пушка невидимая от

раза к разу бухает, порохом-пылью горючей "Святителей" осыпает, а мы с

места сойти не можем, ветра нет... Так ночь прошла, день, а там опять

ночь и еще день. Все жили на палубе. Потом видим - целы, невредимы

остаемся под покровом благостыни божьей. Человек, он таков - привыкать

стали: дозорные стерегут, а мы спим, носом флейты выводим...

- Ну, ну, что же это такое было? Говори, не томи душу! - не

выдержали слушатели эпического спокойствия рассказчика. Один лорд

Уитворт не изменил маски скучающего равнодушия.

- На шестом дне колыхнул ветерок, стал туман разгонять, и как

очистилась гладь морская, завидели мы на утренней заре, далеко перед

собой, со дна, из глубины безмерной поднявшийся камень-зуб - новый

неведомый остров... Из середины дым валит и хвостом на запад стелется,

а с ним чрез каждое небольшое время столб огненный, с пушечным громом,

к небу встает и снова падает в чрево земное. Не по дням, а по часам,

как в сказках бывает, на глазах вырастал дивный остров, и курила все

меньше и тише, будто заспокаивалась после огненных родов, утроба

земная. Через два года, в поворотном с американского материка

плавании, видел я на нем и птиц морских и сивучей отдыхающих. Засек я

место то, как только солнце в тумане нащупал: пятьдесят три градуса

пятьдесят восемь минут северной широты и сто шестьдесят восемь

градусов восточной должины!.. А назвали мы новорожденную твердь, как

объявилась она православным в день святого Иоанна-богослова,

Богословским островом. Под именем сим да вовек он и пребудет! -

торжественно закончил мореход свой необыкновенный рассказ.

Вставший в середине рассказа во весь рост Шелихов сел и

машинально выпил, не переводя духу, пододвинутый ему Жеребцовой

огромный бокал вина.

- Про американский материк расскажи, про индейскую землю, о

жителях ее! Что видел там? Сколько золота, алмазов вывез? Какой хлеб

сеют, пашут чем? Каковы их князья, дворяне? - раздавались со всех

сторон возгласы гостей, возбужденных необычным началом приключений

сидящего среди них, если судить по одежде, такого обыкновенного,

отнюдь не дворянской породы человека.

- Григорий Иваныч... Гриш... - чуть слышно шептала ему, глядя

затуманенным взором, обычно шумная, ничем и никого не стеснявшаяся

Жеребцова. - Завтра к утреннему фриштыку о полудни ожидаю вас...

Неотложно! - И внушающе добавила, заметив недоуменный и как будто

растерянный взгляд Шелихова: - Братец мой, граф Платон Александрович,

беспременно должен видеть и послушать вас... я его извещу... он только

утром досуг имеет...

"Вот она, фортуна! Сама удача в руки идет!" - молнией мелькнула в

начавшей тяжелеть голове Шелихова неясная, захватывающая дух мысль,

чем-то связанная с обещанной ему Державиным "ниткой-линией". Природный

ум и жизненный опыт подсказали отважному добытчику и манеру и тон

разговора в этом обществе.

- Благодарствую, Ольга Александровна, за милостивом приглашении.

Токмо осмелюсь ли я пред его сиятельством, занятым государственным

управлением, скучные купеческие сказки рассказывать да проистекшие из

странствований во славу нашей державы убытки и нужды торговые пред ним

выкладывать? - вполголоса вопросом ответил Шелихов, ловко подчеркнув

этим собственную незначительность перед ослепляющей возможностью

говорить со всемогущим верховником, который, несмотря на свою

молодость, уже прославился алчностью и стяжательством. - И... милость

вашу, благодетельница, тогда токмо принять решусь, - продолжал он с

наигранным простодушием, - ежели дозволите дары американской земли на