Григорий Шелихов

британской грубостью. - Comme c'est facile chez vous autres russes

d'etre tire de son neant et de devenir un gentilhomme... en se

cramponnant a la jupe d'une noble dame.* (* О ла-ла! Как легко среди

русских перешагнуть свое происхождение и влезть в дворянство,

уцепившись за юбку знатной дамы (франц.).)

- Too much drunk, mylord!* - нарочито по-английски отозвалась

Жеребцова на чрезмерно вольную реплику своего старого друга и

продолжала как ни в чем не бывало: - Как народы тамошние живут и

правда ли, что они одних аглинцев любят и ласково встречают? Я сколько

прошу, а кавалер мой нелюбезный не хочет... Неужели и вас не

послушает? (* Вы перепили, милорд! (англ.).)

Шелихов не понимал французского языка и глядел на надувшегося,

как сердитый индюк, англичанина с чистосердечным простодушием. Однако

лица застольных гостей Гаврилы Романовича и выражение лица самого

хозяина, с которыми они встретили обмен репликами между Уитвортом и

Жеребцовой, заставили его насторожиться и почувствовать в словах

англичанина вызов, направленный именно ему, Шелихову.

Окинув расшитую золотом фигуру англичанина равнодушным взглядом,

Григорий Иванович инстинктивно нашел победоносный выход из положения.

- Дозвольте, ваше сиятельство, за здравие ваше и ласку в особицу

выпить! - поднял он и подвинул свой бокал к Жеребцовой.

"О, да ты совсем не такой простак!" - прочел Шелихов в несколько

удивленном, но милостивом взоре своей дамы, которым она приняла его

стоящий самых острых слов ответ Уитворту. Кривая, натянутая усмешка

англичанина подтверждала понесенное им неожиданное посрамление.

Державин, который исполнял обязанности личного секретаря при

государыне-матушке, мгновенно почувствовал в только что происшедшем

обмене "любезностей" едкое дыхание крупной ссоры. Любой каприз сестры

графа Зубова имел силу закона для окружающего ее общества. Грубая

выходка Уитворта касалась не только Жеребцовой, - она очень плохо

будет принята и там, в верхах. Кроме того, Гаврила Романович не мог

отказаться от удовольствия пережить впечатление, которое должен

произвести рассказ Шелихова на его гостей и, в частности, на лорда

Уитворта. Заносчивого англичанина нужно было чем-то побудить к большей

сговорчивости в обуздании претензий Турции на Крым, что наполняло

Державина, бывшего в курсе намерений высоких и высочайших персон,

немалой заботой.

- Окажи нам, собравшимся здесь, Григорий Иваныч, честь, расскажи

что-нибудь из твоих странствований, коими держава российская обогачена

землями Нового Света и множеством краснокожих жителей его, приведенных

тобою на верное подданство государыне нашей... Лорду Уитворту - он

думает, что русским делать нечего в Новом Свете, - очень любопытно

будет услышать, что ты сотворил там, где прославленный Кук на землю

боялся сойти... Господа кавалеры, повремените слушать звон бокалов!

Зачинай, Григорий Иваныч!

Откинув движением головы запутанные Жеребцовой волосы, Шелихов -

эх, была не была! - ровным былинным голосом начал свой рассказ.

4

- Как в Сибирь перебрался и с Китаем в Кяхте торговлю завел,

начал я примечать, что богатеют едино те промышленные купцы -

ловцы-добытчики, кои не боятся в океан ходить на добычу мягкой

рухляди. Заимел я крепкую думу изменить судьбу, сыскать свою

путь-дорогу к фортуне... Тут случилось, что я в дружбу вошел с одним

добрым купцом, Лебедевым-Ласточкиным, и с фамилией Голиковых, Иваном

Ларионовичем и Михайлой Сергеичем. Сговорились во всем, разделились в

паях: мой - один, добытчикам - один, их восемь кусков - и снарядили в

Охотском корабли с двадцатью фальконетами и единорогами двухфунтовыми

и всяким запасом: "Три святителя", "Симеон-богоприимец и святая

Анна-пророчица" и "Святой Михаил"...

Находясь в обществе знатных и высоко стоящих над купечеством

людей, Шелихов счел необходимым рассказать о своих странствованиях и

приключениях тем "высоким штилем", заимствованным из чтения книг,

который, по его мнению, единственно соответствовал широте и размаху

необыкновенной деятельности, наполнявшей жизнь русского Колумба.

- В августе тысяча семьсот восемьдесят третьего года вышли мы

таким флотом, как некогда Колумб, открыватель Америки, в океан искать

край земли. Со мной на "Трех святителях" находилась супруга моя

Наталья Алексеевна... Дед ее, знаменитый мореплаватель Никифор

Акинфиевич Трапезников, и дорогу мне туда открыл.

- О-о! Ишь ты! Вот это жена-а! - послышалось в разных концах

стола. - Не захотела с индианками делиться...

Советник академического правления Осип Петрович Козодавлев,

будущий министр внутренних дел, известный пока непристойными стихами и

тем, что о нем шел слух, будто он вовремя сумел преподнести Екатерине

полученный по дружбе от Радищева первый экземпляр "Путешествия",

заливался тонким, поросячьим визгом, прильнув ухом к Альтести, который

нашептывал ему какие-то двусмысленности.