Гром и Молния

Опять. Снова и снова открываю и закрываю рот, но сейчас уже потому, что не знаю, что сказать.

Я сама не знаю.

Даже передать вам не могу, до чего же хочется сказать «нет». Прямо сердце рвётся из груди. Но тогда получается, что я принимаю подарки, и шоколадки, и помощь в учёбе от парня, к которому ничего не чувствую?

Господи!

Какой кошмар!

До меня только сейчас начинает доходить.

Какая же я глупая и гадкая. Как могла до такого докатиться. Хрумкаю шоколадки и печенюшки, и терплю общество Гены, а сама его уже почти презираю. Может, смогу ещё и сексом с ним заниматься без любви? Фу!

НЕТ!

Пора всё это прекратить. Нужно поговорить с ним, всё объяснить, сказать, что мне больше от него ничего не надо. Хватит с меня.

Но пока не могу всего этого сказать Никите. Нужно сначала разобраться с Криницыным.

— Я не готова ответить на этот вопрос.

— Почему? Это же просто: нравится или не нравится.

— Всё равно не могу.

Громов замолкает, и я тоже молчу. Рассматриваю тёмно-синие сапоги его сестры на своих ногах. Кроссовки я оставила у Громовых. Настя обещала их выкинуть.

Но молчим мы не долго, потому что уже подъехали к моей Веленцовке, и я начинаю показывать Никите дорогу. И привожу его к своему дому.

— Приехали. Останови, пожалуйста, возле третьего подъезда.

Он послушно доезжает до моих дверей, чуть берёт руль вправо, к тротуару, и останавливается.

Наученная непростым опытом послушно сижу, потому что возможно он опять захочет открыть мне дверцу. Но он какое-то время просто сидит, а потов вдруг вцепляется ладонями в руль.

— Иди, Лиза, — цедит сквозь зубы.

Что, опять?! Опять сюрпризы? Ох уж этот Найк Громов, с ним постоянно, как на вулкане.

— Что. — Подаюсь к нему туловищем, но на всякий случай уже берусь рукой за ручку дверцы.

— Иди, я сказал, — поворачивается он ко мне и почти рычит.

Боже, ну и глазищи! Вот это мощь! Таким взглядом с ног сбить — как бейсбольной битой.

Нет, он и вправду странный, какой-то. Вы не думайте, ему больше меня вот так легко и просто не напугать, но спорить и перечить я, пожалуй, не стану от греха подальше.

С перепугу теряю ручку из ладони и начинаю нащупывать по новой. Нахожу, сама себя не помня, открываю и вываливаюсь из машины с зонтиком в руках.

Но ведь вежливость ещё никто не отменял, так ведь? Поэтому, хоть и вся в растрёпанных чувствах, но наклоняюсь в салон и быстро выпаливаю:

— Спасибо, Ник…

Громов не даёт закончить и трогается с места. Дверь захлопываю только уже еле дотянувшись ему вслед.

Что-то тягучее и болезненное сковывает душу. Она вместе с телом так и тянется вслед отъезжающей белой машине с красными огнями на багажнике. Только сейчас догадываюсь, что смутило меня в этих его словах. Вы услышали, сколько в них боли? Даже какой-то муки. Почему ему больно?! Почему он мучается?! Прямо как умирает внутри что-то.

Но я тут же беру себя в руки — поправьте меня, если не права, но, кажется, так ведут себя парни, если им девушка действительно небезразлична. Или я опять что-то путаю? Не знаю, не понимаю, как такое может случиться с нами: с Найком Громовым и со мной. Это нереально, безумие какое-то, бред сумасшедшего, оксюморон, маразм в какой-то там степени или стадии.

Но я чувствую, прямо вот ясно-ясно вижу, что именно в Громове и нет фальши, какую я слышу в Гене. Ему я нравлюсь по-настоящему, и мучается он от этого тоже очень реально. Искренне.

Поднимаюсь к себе на этаж и решаю завтра же пригласить Гену в кафе и поговорить с ним. Можно, конечно и в Универе прямо на перемене сказать мол, что так и так, между нами ничего больше не будет, но там обязательно кто-нибудь под руку подлезет, это уж как закон.

А ещё очень хочется вернуть Криницыну все его шоколадки и вкусности и работы по учёбе, но поскольку это не возможно, надо хотя бы заплатить за него в кафе. Точно. Очень хорошая мысль.

Довольная собой, дома учу уроки и ложусь спать.

И просыпаюсь ночью от температуры. Либо оксолиновая мазь не помогла, либо, может, ноги промочила.

ГЛАВА 10

Лиза заболела. На следующий день не появилась в Универе. Не сказать, чтобы я сильно удивлён — такие прогулки почти босиком под дождём ни для кого даром не проходят — но всё-таки грустно.

— Юль, Горохова заболела, доклада по дизайну банкнот не будет. Придётся тебе на макроэкономике одной отдуваться, — орёт самым отстойным басом, какой я слышал за свою жизнь, через всю аудиторию Вероника… как её, не помню фамилию. Ну и голос у девахи. Явно злоупотребляет холодным пивасиком, а зря.

Очень хочется поехать и проведать Лизу, но я вряд ли решусь. Она наверняка там лежит вся такая нежная и жалкая до хруста яиц. Может, даже в пижаме. И с этими своими ресницами.