Нет, там точняк меня никакое стоп-слово не спасёт, и я возьму её за руку. А мне хватило и вчерашней дороги. Самоконтроль — дело, конечно, хорошее и полезное, но не очень приятное и лично мне заходит только в гомеопатических дозах. Чисто, как аперитив. Это когда ты пыхтишь и тарахтишь через полгорода и только и видишь перед собой эти с прозрачными ноготками узкие ладошки на острых коленках. Да они и сейчас в глазах стоят. Такие, знаете, с кожей на костяшках, какой у парней не бывает, только у девушек. Мне кажется… хотя, нет, мне нихуя не кажется, я до чертей уверен, что мог бы просидеть с Лизой в кино и два грёбанных часа какой-нибудь несусветной мутотени держать эти пальчики в своей руке и поигрывать ими.
И не говорите. Сам в шоке.
И похуй, что у меня кровь в простоквашу сворачивается, и волосы шевелятся во всех местах от того, что сейчас курят эти упоротые кинематографисты. Нет, правда, что им там зажимают меж полушарий, что они такое снимают, а?
Поэтому домой к Лизе проведать лучше отправить ГовноГену. Бля, как же всё-таки жесток этот мир.
Кстати, у меня тоже дела есть. Хочу написать работу по экономике на конкурс и отдать её Лизе. Отослать Криницыну, пусть ей передаст.
Только не начинайте. Понимаю. Не глупее вас.
А пока линяю с последнего часа лекции и еду в супермаркет. Там гребу с прилавков всё, что на меня смотрит, а когда наши выходят из Универа, с пакетом в руках уже поджидаю Криницына у дверей. Он хоть и тихо, но всё-таки гундит на счёт того, что может заразиться от Лизы вирусом и морщит носик. Ох и душный же типус — просто швах. Говорю ему, что зараза к заразе не пристанет, и он всё-таки отправляется.
Звонит мне часов в семь, и вот тут начинается какой-то кромешный ад.
— Горохова пригласила меня в кафешку. Боюсь, как бы целоваться не полезла.
Что?
Что, блять?
Лиза?
Этого?
В кафе?
Этого не может быть! Но и не верить ГовноГене у меня аргументов нет.
Блять, что ж так больно-то, а. Кто-нибудь сделайте хоть что-нибудь, умоляю, никаких сил нет терпеть эту боль.
Кажется, у меня скрипят зубы, но я плохо слышу, потому что тут же глохну к херам. Ничего не понимаю, не могу сообразить. Надо! Просто необходимо что-то придумать, пока меня не разобрало на запчасти к ебеням.
Неужели Лиза не раскусила этого утырка? Какими глазами она на него смотрит вообще, растолкуйте мне, иначе я перестану понимать эту жизнь.
Я же ждал! Надеялся, что она его пошлёт. Она должна была это сделать! Особенно после того, как мы пообщались у меня дома. Да, я вспылил перед отъездом и через минуту готов был вернуться, извиниться и проститься по-другому, но мать-перемать, я же вижу, что нравлюсь ей.
Я!
Я!
А не ГовноГена.
Бля-а-а-а…
Но делать нечего, выслушиваю Криницына до конца — он что-то там ещё бубнит про то, какое Лиза выбрала крутое кафе — желаю им прекрасно провести вечер, отключаюсь и с этого волшебного мгновения прекращаю всякое общение с этим рыцарем-крестоносцем.
Всё.
На хуй.
Я умываю руки. Где там мои тёлочки? Я охуенно соскучился.
На несколько бесконечных дней вхожу в состояние бешенной сомнамбулы. Что, не можете себе такое представить? Ваши проблемы. Но я именно так себя и чувствую.
Лиза появляется в Универе только с понедельника. Не смотрю на неё, оно мне не надо. Свободна! Пусть целуется с этим своим супер мачо и богом маркетинга, судьба её значит такая, а моё — это трахать баб.
Но теперь почему-то не могу пройти любимую процедуру легко и радостно. Без загонов. Отлаженная схема не работает. Все эти протухшие тёлки, перетраханные половиной Универа, почему-то уже на заводят. Хочется чего-то отдельного, забористого, такого, чтобы прямо бомбило и штырило.
Пока занимаюсь этой аналитический работой и капризничаю, наступает вторник. А у любого вторника есть вечер, и именно в сегодняшний Лиза встречается в Кринициным в кафе.
И в этот день я слетаю с катушек нахуй.
Очень хочется убивать. Медленно, ритмично, тупо, чётко, поступательно и сильно.
Мне нужен смертник. Срочно.
И вы знаете, я его нахожу, как это ни странно.
В этот день у меня нет тренировок, но зато у нас есть физкультура. И на ней мы почему-то постоянно бегаем. И бегаем, и бегаем, и бегаем. Вы случайно не знаете, почему?
Короче, нас опять ведут на тренировочный стадион «оупен эйр».
Готовимся к эстафете и тренируемся передавать палочку. И когда уже бежим на время, один баклан с пятой группы, которую Аристархович поставил на дальнюю дорожку, передав палку, подставляет плечо Толяну Лазареву на ближней. Тот пашет носом, разумеется, уходит с дорожки, и мы не можем закончить забег, хотя парни выкладывались нехило и уже порядком устали.
Творит такое дерьмо урод вполне специально и с расчётом — это ясно всем. Я должен был бежать последним и сам это видел. Он явно не хотел, чтобы палочка дошла до меня, и я вытащил ребят на первое место, хотя они и чуть отставали.
Поэтому в раздевалке первым делом хватаю его за лицо и впечатываю затылком со всей дури в стену.
Хрясь!
И молчу. Говорить нечего. Только чувствую, как за спиной замерли встревоженные парни. Не бойтесь, жить будет. Он здоровый лось, да и я в тюрьму не хочу.