Гром и Молния

Делаю шаг назад и с чёткого, идеально, автоматического замаха врезаю ему кулак прямо в сочленение нижней челюсти и подъязычной кости.

— Грёбанный Экибастуз, — раздаётся тихое и перепуганное у меня за спиной.

Да-да, боксёры знают анатомию человека не хуже хирургов, и практика у них тоже вполне годная. Бью урода прицельно и серьёзно. Он отлетает в угол и валится там, держать за лицо.

Игнорируя привычную боль в правой руке, подхожу к нему, приседаю и собираю в левом кулаке всю свою дурь. По всем правилам делаю отвес на костяшках и посылаю её свинье в переносицу. Её сломать труднее всего, нервных окончаний здесь нет, но зато оба глаза заплывают гарантированно.

Чпок!

Всё. Глаза готовы.

— За ноздри бы тебя подвесить. — Отхожу, оглядываюсь на перепуганные лица парней, молча распахиваю свой шкафчик, достаю полотенце и иду в душ. Там — никого.

Вода глушит во мне зверя. Расслабляет, время перестаёт существовать, и я начинаю дышать.

Кажется, отпустило.

Ничего, я выживу. Скоро опять всё будет по-прежнему. Всё проходит, и это пройдёт. Обещаю.

Выхожу из душа в раздевалку и слегка так висну — в комнате никого, а на скамье сидит один Лёвыч. Увидев меня, он встаёт, кстати.

Прохожу к своему шкафчику и кидаю туда одежду.

— Ты, братец, точно псих, — говорит мне Лев в спину. — Всё решил и за себя, и за неё.

Рука сама замирает в воздухе.

Что он сказал?

Я прищуриваюсь и поворачиваюсь. Признаться, не ожидал. Лёвычу удалось меня удивить, а это прямо скажем, не так-то просто.

— Ты о чём?

Он ухмыляется и вскидывает подбородок.

— Ты сам себе враг, Буратино.

Ой, а рожу-то какую скорчил, прямо как в супер серьёзном кино для мокрощелок.

Меня это бесит, и я взрываюсь.

— Кончай из себя Тортиллу давить. Говори нормально.

— Ты ведь очкуешь взять её на себя, так?

Ого. Даже с места подорвался. Зацепило, значит, пацана.

Но это он зря. Думает, я сейчас на сопли изойдусь от его проницательности и невьебенной мудрости. Чёрта с два. Мне плевать на всё это его дерьмо.

Беру сухое полотенце, усаживаюсь на лавку и начинаю спокойно вытирать волосы.

— Ну, допустим.

— А ты у неё спросил?

Вот и что за народ, а. Так и лезет, так и норовит…

Послать его? Или не надо? Но по голосу друга чувствуется, что он уже давно хотел перетереть, и скорее всего, готовился — вон как с языка сыпется.

— Она не для меня.

— Кто сказал.

Блять, к чему он клонит? Задрал такими темами кидаться.

— Я не для неё.

— Был.

Что?

Я замираю с полотенцем в руках, обмотанном вокруг головы.

Что он сказал?

— Повтори?

Даже передать не могу, как мне стало интересно жить от этого куцего, короткого слова Лёвыча.

«Был»?

— Я говорю, ты был не для неё раньше, но ты до чертей изменился, Гром. За последние… — он на эмоциях водит взглядом по комнате, как бы выискивая информацию. — Да пох за какое время, но ты реально изменился, брат.

Чтобы вы знали, когда мы с Львом вдвоём, мы не материмся и не сквернословим. Да и вообще рядом с ним я становлюсь почти таким же, как дома с матерью и Наськой. Ну, примерно, как если бы Лёвыч был моим родным братом. И у нас это, кстати, взаимно. он такой же, как я, я такой же, как он. Ему тоже явно не хватает родни — у меня-то хоть сестра есть, а он вообще единственный киндер в семье и семейка у него — полный атас! Глубоко интеллигентная (очень глубоко) и убойно идеальная. Физик отец рулит военным «почтовым ящиком», а мать — врач венеролог. Вопросы есть?

Роняю руки на колени, а на них уже голову.

Боже, как же я устал.

Вы тоже так считаете? Ну, что я изменился. Хрен его знает, может и так. И что с того? Что это меняет?

Да и вообще, как? Когда? Изменился так, что сам этого не чувствую?

— Думаешь?

— Вижу.

Лёвыч явно ждёт, когда я начну брызгать эмоцией по поводу его охренеть какого умения подсекать то, что не его ума дело. Ты смотри, какой ясновидец выискался.

Но, разумеется, он не дождётся. И, судя по всему, до него доходит, потому что друг вскидывает свой рюкзак, отходит к двери и берётся за ручку. А я поднимаюсь и подхожу к шкафчику.

— Я не знаю. — Весь по уши в сомнениях качаю головой.

— Ты многого не знаешь, братец Гром — выдаёт мне Лев, открывает дверь и сваливает.

Что? Что он сказал? Вы слышали? Я чего-то не знаю? И вообще, «братец Гром» меня иногда называет Наська, если я ору благим матом на всю квартиру на неё, когда она, допустим, воняет своим адским ладком для когтей так, что хочется выйти в окно. Это — оружие массового поражения у нас в доме! А она им видите ли пальчики мажет. Или слушает Монеточку с Гречкой на все наши четыре комнаты, а у меня от этих звуков гемоглобин падает.

«Братец Гром», говоришь? Ну-ну.

Совпадение? Не думаю.

Вот честно вам скажу, когда я перестаю чего-то понимать, то от этого начинаю очень сильно волноваться. И чем меньше понимаю, тем сильней волнуюсь. Опыт показывает, что от этих непоняток очень нехило может прилететь и что самое неприятное — внезапно. А меня такое ни разу не вставляет.