Громовой Кулак (СИ)

— Я не прошу тебя забыть о том, что он сделал, Корин. Я и не собирался. Это попросту невозможно. Но придет день, когда ты поймешь, что у каждого из нас своя правда. Ты сам можешь столкнуться с тем, что твоя правда сделает тебя чьим-нибудь врагом. Не чужая. Твоя. И мотивы Рабадаша в действительности могут оказаться совершенно противоположными тому, что видим мы. А еще… он не стоит твоей ненависти. С ним нужно держать ухо востро, это верно. Но впустую тратить силы на ненависть… Она тебя просто ослепит. И он этим воспользуется. Потому что ему плевать. На тебя, на меня, на Арченланд и на Нарнию в целом. Порой он кажется бешеным зверем, но я думаю, что в глубине души он крайне хладнокровен. Он ставит цель и идет к ней, не взирая на всё остальное. Если ты действительно хочешь его победить, то сражаться с ним нужно его оружием.

— Да что я ему сделаю?! — не выдержал Корин. — Мне четырнадцать!

— Вчера тебя это совершенно не останавливало, — невозмутимо ответил Эдмунд. — И победа не только в том, чтобы выиграть сражение. Но и в том, чтобы вообще его не допустить. Подумай, кому сейчас проще всего добиться доверия твоего брата, если ему тоже четырнадцать? Кто лучше других сможет показать ему, рассказать на его языке о том, почему за эту землю вообще стоит сражаться? Почему стоит ее беречь? У кого сейчас на руках все карты для того, чтобы научить Кора любить Арченланд, а не одну только его корону?

Признаться, порой Корин забывал, что Эдмунд был не только воином и судьей, но и прожженным политиком. И слава Льву, что он никогда не обращал ни один из своих отточенных годами правления талантов против Арченланда. Иначе куда там калорменцам с их кронпринцем.

— А если… любви окажется недостаточно? Если…?

Брат, выросший в хижине рыбака, что он вообще мог знать о военном деле и…?

— А ты на что? — спросил Эдмунд, не позволив ему закончить. И посмотрел на него так, что Корин понял не только это.

Младшие братья — опора старшим, разве нет? И если уж так сложилось, что король Севера должен быть благороден и милосерден, должен оставаться рыцарем, с какими бы чудовищами ни сталкивался он на полях сражений, то за его плечом всегда должен стоять кто-то, кто не станет ждать от врагов вызова по всем правилам.

Поэтому Кор остался в Арченланде. Зная Кора… он пошел бы к замку Колдуньи под королевскими знаменами и со сверкающим на солнце серебряным венцом. А не крался бы, выбравшись из тайного гномьего хода, в закатном сумраке, весь обратившись в слух и отточенное годами, почти звериное чутье. Заранее истоптав тропу вокруг скальной, оставленной приоткрытой двери и пряча рукой выдыхаемый изо рта пар.

Вокруг старого замка, притаившегося в узкой долине среди неприступных горных пиков, лежали целые сугробы рыхлого снега.

Плохо. Следы в нем останутся глубокие, и наутро их не заметит разве что слепой. Не то, что…

Еще хуже. Отличить оборотня от человека было, в общем-то, просто. Хотя бы потому, что обыкновенные люди не ходили с таким удивительным спокойствием среди других — уже во второй ипостаси — оборотней, порой трепля их по холкам, словно любимых псов.

При таком неутешительном раскладе оставалось только затаиться и выжидать, когда можно будет начать осторожно продвигаться вперед. Следить, одновременно с этим прислушиваясь к малейшим шорохам вокруг, за происходящим у обветренных замковых стен. Найти взглядом железные клетки среди перекошенных, будто поставленных наспех палаток. Кто бы ни называл себя теперь хозяином этого замка, оборотней он внутрь не пускал. Как и пленников.

Оставалось надеяться, что везение на этом не закончится.

К тому времени, когда село солнце, он продвинулся от силы на три ярда вниз по тропе. Перед каждым шагом приходилось вновь выжидать, слушать и внимательно оглядываться, не мелькнет ли где-нибудь в темноте смазанный силуэт и не вспыхнут ли угольки звериных глаз. И лишь после этого бесшумно отрывать ногу от земли, касаться хрупкого снега сначала носком сапога и лишь затем пяткой. Осторожно, чтобы не издать ни единого подозрительного шороха и, уж тем более, хруста. В какой-то момент пришлось пойти на откровенный риск — не то, чтобы Корин этого не любил, но сейчас он рисковал не только своей головой, — и перекатиться по земле, чтобы миновать открытый всем ветрам и взглядам виток тропы. И вновь надолго замереть за спасительными камнями, дыша нарочито медленно и чувствуя, как вездесущий снег мерзко холодит затылок.

И что мешало захватить шубу?

Здравый смысл. Не околеет Твое Высочество от получаса на снегу, потерпит.

Зато вид на первые звезды в кольце гор был… вполне сносный. Авелен бы, наверное, понравилось.

А это, Лев, спаси, здесь причем? Нашел время, дубина.

На следующий маневр он решился по меньшей мере через четверть часа, когда окрестности замка окончательно погрузились в темноту. И дальше пришлось передвигаться почти ползком. В лучшем случае присев и не показывая из-за камней даже такой неудачно-белокурой макушки. Нет, она, может, и сойдет издалека за ком снега, но лучше не рисковать.