Громовой Кулак (СИ)

Мертвых он всё же проверил. Мальчик ведь мог ошибиться. Но белые лица и остекленевшие глаза уже не оставляли надежды. Слишком поздно. Раны, насколько он мог судить в неровном свете затухающего костра, были не так уж серьезны. Они просто истекли кровью на потеху этим зверям.

Звери… Охота Эдмунда… Огонь. Масла с собой не было — а седельную сумку он и вовсе бросил на выходе из гномьего прохода, — но если удастся хотя бы ненадолго отвлечь…

Подойти к костру, вытащить из него головню и метнуть в одну из палаток? С последним-то трудностей не будет. А вот с первым… Почуют. В такой близи его не спасет даже запах крови.

Значит, план прост, как сундук. Старое-доброе «Бей и беги». Хотя бы мальчишку, но он вытащит.

Мальчишка в ответ спал с лица. Если вообще было куда. Вновь открыл рот, почти сложив губы в предательское «Ваше…», осекся и попытался знаками показать, что сначала милорд, и лишь потом он. Вот еще. Милорд в последнюю очередь, как бы цинично это сейчас ни звучало. Поскольку милорда придется взвалить на плечи и после этого рубить замки уже не получится.

Корин бросил еще один взгляд по сторонам — осторожность никогда не бывает лишней, хотя Даррин в жизни не поверит, что его бесшабашный принц мог подумать нечто подобное всерьез, — медленно потянул меч из ножен — чтобы не звякнуло об окованные металлом края раньше времени, — и занес его над головой. В воздухе свистнуло, с оглушительным звоном высекло искры, и замок с огрызками цепи рухнул в снег.

Беги, бестолковый мальчишка! Беги со всех ног!

У костра заворочалось с возмущенным рыком, и второй замок полетел вниз с еще более громким лязгом. Мальчишка и не подумал дать деру. Ухватился за ворот задубевшей от холода и крови милордовой куртки и хотел уже взвалить его себе на спину.

Куда, дурень? Сказано тебе бежать, значит беги. У самого ноги не гнутся, а ты еще и лорда вместе с собой угробить хочешь? С этим я и без тебя справлюсь.

Гонка вышла откровенно бешеная. Мальчишка спотыкался на каждом шагу и едва успел добраться до первого подъема тропы, когда за спиной оглушительно взвыло. Проснулись таки. Заметили, что чего-то не хватает. И сообразили поднять тревогу.

Вверх. Налево. Направо. Еще раз налево. Когда приходилось красться, такой петляющей эта проклятая тропа не казалась.

И когда он откровенно скатился, столкнув вперед себя безвольное тело, по резко ставшей наклонной тропе в узкий коридор, яростное рычание доносилось уже в каких-то ярдах за спиной. И растерянно оборвалось.

Вот вам!

— Тащи, — велел Корин оруженосцу одними губами и потянул меч обратно из ножен. Замести следы, пока обогнавшие остальных твари будут кружить вокруг скалы, пытаясь понять, где вход.

Твари и в самом деле кружили. Рыскали в заранее истоптанном снегу, ища верный след. Две здоровые бурые псины с куцыми хвостами. Одна лишь жалобно взвизгнула и повалилась на снег, блеснув вонзившимся в глаз кинжалом. Вторая дернулась в сторону, но увернуться от опустившегося на позвоночник меча не успела. На холодном воздухе задымилась темная кровь. Прекрасно.

Разрубленный труп протащило по тропе несколько раз, заливая кровью и затирая шерстью оставленные на снегу следы. Топорная работа, но на более качественную маскировку не было времени. Они поймут, что проход должен быть где-то поблизости, но открыть гномью дверь, не зная ее точного местонахождения, не сможет и сама Белая Колдунья. Попросту не отыщет, а если начнет в ярости дробить скалу, то добьется лишь того, что засыплет коридор. И даже не поймет этого.

Скатившись в проход второй раз, Корин почувствовал, что пот течет уже не только по вискам, но и по спине. Тем страннее было увидеть, наконец добравшись до гномьего поселения — вдвое медленнее, с частыми остановками, изведя всю воду и заботливо уложенные Аравис сменные повязки, о чем он, впрочем, совершенно не жалел, — как Авелен бросилась ему навстречу из подсвеченной факелами темноты. И уткнулась лицом ему в шею, будто и не чувствуя запаха пота и звериной крови.

И почему-то… вдруг показалось, что он дома.

========== Глава четырнадцатая ==========

Лучи полуденного солнца отражались от разлившейся, насколько хватало глаз, воды. Темной, будто смешанной с кровью, но на деле лишь с плодородной черной землей калорменских полей. Еще вчера из их глубин поднимались, согретые жарким светилом, зеленые ростки молодой пшеницы, но теперь пахари тархана Махавира бродили по колено в воде и лишь горестно разводили руками. Сумар, северный приток Кадера, вышла из своего извилистого русла в самый темный, предрассветный час, и проснувшиеся с первыми лучами люди разразились горестными криками, откинув пологи шатров и палаток и увидев черноту воды вместо всходивших на полях посевов.

Будто мало было Шарафу бед в лице этой белолицей фурии. Любимой наложницы старшего брата, примчавшейся на закате — верхом, словно варварка из южных песков — и едва не ухватившей его за ворот кафтана, словно своего раба, требуя немедленно собрать людей и вернуться в город богов.

— Они идут на Ташбаан!