Грозные чары. Полеты над землей

– Тогда просто не направляй дуло на меня, хорошо? Что случится с Балогом, это, в общем-то, не так уж и важно, но я хочу, чтобы ты при помощи этой пушки удерживала фрау Беккер от необдуманных действий, так что…

– Слушай, ты мне скажешь наконец, в чем дело? – взъярился Шандор. – Эта девица… пистолет… чего она тебе наболтала? Ты, должно быть, свихнулся! Она думает…

– Заткнись! – нетерпеливо оборвал его Льюис. – Ты не хуже меня знаешь, почему я здесь. Я уже прекрасно расслышал все, что мне хотелось бы узнать, но ты избавишь себя от многих неприятностей, если объяснишь, при чем тут Беккер и его жена.

На этом месте речь Льюиса прервалась. Дверь распахнулась, и в кухне появилась одна из самых здоровенных женщин, каких я только видела в жизни.

Одеяние ее составляла просторная ночная рубашка из розовой фланели, поверх которой был наброшен синий шерстяной халат. Две тугие косицы спускались по спине. Вероятно, фрау Беккер разбудил приход Шандора, но свет она зажгла лишь при первых звуках начинающейся заварушки, а теперь выстрел заставил ее спуститься. Было очевидно, что вовсе не выстрел, прозвучавший в ночной тишине, стал причиной ее беспокойства, а звон разбитой посуды. Возможно, она подумала, что муж с гостем позволили себе устроить какой-то пьяный дебош, ибо она ворвалась в кухню подобно урагану Хлоя, бесстрашная и неукротимая, с кочергой в руке.

Я бросилась наперерез, тыча в нее пистолетом, – чем не Давид, размахивающий своей маленькой пращой перед Голиафом?

Дама и бровью не повела. Подняв руку размером с йоркширский окорок, она смела меня со своего пути и обрушилась на мужчин. И я головой ручаюсь, что остановил ее, заставив оцепенеть на мгновение, не вид мужа, лежащего без сознания, и не взбешенный Шандор, и даже не пистолет Льюиса.

– Мое блюдо! Мое блюдо! – возопила она. Уже потом Льюис перевел мне ее вопли, но причина ее отчаяния определялась безошибочно. – Моя великолепная посуда! Мой дом разгромлен! Грабитель! Убийца!

И, воздев кочергу, она ринулась на Льюиса.

До сих пор мне не совсем ясно, что произошло дальше. Я прыгнула к женщине и повисла на ее поднятой руке. Она попыталась стряхнуть меня, я сопротивлялась как могла, отчего нас заносило то туда, то сюда, и в какой-то момент мы оказались между Льюисом и Шандором.

Льюис метнулся в сторону, чтобы не упустить Шандора из виду, но было слишком поздно.

Шандор бросился на Льюиса в отчаянной попытке отобрать у того пистолет, и завязалась борьба.

Я не видела ее начала: была слишком занята сражением с фрау Беккер. Нельзя же было допускать, чтобы моего супруга в буквальном смысле раздавили объединенные силы неприятеля; значит, мне следовало любой ценой удерживать хозяйку дома подальше от дерущихся. Что ни говори, а Льюис вряд ли решился бы всадить пулю в женщину – так я, по крайней мере, надеялась.

Но пистолет, зажатый в моей руке, нагонял на меня панику – как бы не пристрелить ее ненароком. В течение двух-трех жутких минут я мертвой хваткой цеплялась за руку с кочергой и в то же время следила за тем, чтобы мое оружие не наделало беды. Меня швыряло по комнате, как терьера, повисшего на взбесившейся корове.

Внезапно фрау Беккер сникла: согнулась, как продырявленный мешок с зерном, и осела, словно я ее и в самом деле подстрелила. По счастью, под ноги нам попалось кресло, и на него-то мы обе и рухнули: я – на необъятное колено, по-прежнему приникнув к фрау Беккер, как младенец к материнской груди. Сначала мне показалось, что кресло развалилось под нашим двойным весом, но это оказалась качалка, которая, отчаянно скрипя, пустилась переваливаться по кухне, словно корабль по волнам, пока не остановилась перед дверью. В этот момент раздался грохот: это влетел через окно Тимоти, бледный как полотно и с горящими глазами. Он споткнулся о распростертого на полу Беккера, смел со стола кружки и приземлился на полу в луже кофе.

То ли вид третьего бандита оказался непосильным испытанием даже для фрау Беккер, то ли (как я подозреваю) разбившиеся кружки окончательно поколебали ее стойкость, но она была сломлена. Она выбыла из борьбы: сидела сгорбившись в кресле-качалке – огромная, оцепеневшая – и причитала по-немецки. Тем временем я сползла с ее колена и забрала у нее кочергу, а Тим, скатившись с ее мужа, поднялся и, в свою очередь, забрал кочергу у меня, после чего мы оба отдались лицезрению другого урагана, опустошавшего злополучную кухню.