Грозовое лето

— Ты же сражаешься в рядах Красной Армии!

— Мало ли что!.. Вот ты, земляк, слушай: башкирское правительство мне не верило, дутовцы не верили, колчаковцы не верили… А теперь красные следят за каждым моим шагом, и они не верят!

Командиры затаив дыхание следили за спором, и Загит понял, что они полностью, до конца, поддерживают Кулсубая, а на него, красного комбата, косятся с осуждением.

«Пора кончать эту болтовню и уезжать!..»

— Зачем же ты перешел с джигитами на сторону красных?

Кулсубай пригладил бороду, велел Бибисаре поставить самовар, разлил медным ковшиком медовуху по стаканам и чашкам.

— Думал, надеялся, что здесь дадут нам волю-волюшку! — признался он. — А они… — он ткнул пальцем куда-то в стену, — они придираются, следствие ведут: почему, мол, с партизанами враждовал?.. Хотят вот тебя, кустым, поставить начальником над моими джигитами. Велят джигитам снять башкирскую одежду и облачиться в красноармейскую форму. Выдали красный флаг. Теперь два флага имею: наш, мусульманский, святой, и красный, советский. Вместо муллы назначили комиссара!

— Где же он? — с живейшим интересом спросил Загит.

— Арестован! Я велел арестовать за неподчинение. Вместо него комиссаром назначил своего вполне почтенного человека, нашего земляка Сафуана Курбанова. — И показал на притаившегося в темном углу джигита с плутоватыми глазами и круглой темной бородою.

«Так вот почему Кулсубай то вертит лисьим хвостом, то нахальничает! Понятно, понятно… И всегда-то им верховодит Сафуан! Неужели забыл, как тебя он обманул в лесах Бишиитэк-Тау? Самых верных старателей увел и погубил… Да, где Сафуан, там предательство!..»

Загит решительно поднялся, стряхнул с форменных галифе крошки, поблагодарил за угощение. Нехотя встали и командиры, вытирая сальные руки полотенцами, посматривая с завистью на бочонок с медовухой.

— Кулсубай-агай, комиссара назначает Военный совет армии, и комиссар обладает теми же правами, что и ты, командир! Арестовав комиссара, посланца Коммунистической партии, ты совершил преступление. Собственно, ты это все сам отлично знаешь… Теперь я вижу, кто тебя путает, кто с толку сбивает, чьи крамольные речи ты повторяешь!.. Вспомни, земляк, разгром наших сил на Юргаштинском прииске и у Бишиитэк-Тау. По чьему наущению ты там поступал? Кто тебя обманул?

Кулсубай сначала лежал, развалясь, на подушках, прикидываясь, что его эти слова не касаются, но потом не стерпел, тяжело, прерывисто задышал, вскочил.

— Агай, пока не поздно, одумайся! — властно продолжал Загит. — Мы с тобою старатели, земляки, башкиры… Ты меня старше, опытнее, у тебя боевая выучка, и я хочу действовать с тобою сообща, в согласии, а не командовать, хотя меня — меня! — назначили твоим командиром.

— Ты сам записался в красные кафыры, а сейчас всех башкир хочешь крестить в русской купели! — взвизгнул Сафуан.

— Погоди! — сердито оборвал его Кулсубай. — Загит-кустым мой гость. И относись к нему с уважением…

— Приказываю немедленно освободить из-под ареста комиссара! — отрывисто, негромко, но тоном, не терпящим спора, произнес Загит.

— Это невозможно, мырдам, — опустил глаза Кулсубай.

— Выполняй приказ! Сафуана Курбанова перевести в рядовые красноармейцы.

Громко расхохотавшись, кривляясь, Сафуан подскочил и поднес к лицу Загита волосатый кулак.

— А этого не хочешь? На, понюхай!.. Если не перестанешь петь молитвы кафыров, худо тебе придется!

— Не грози! — брезгливо сказал Загит.

Кулсубай встал между ними, грудью мощно отодвинул Сафуана.

— Ты его не задевай! Он гость! Он доверился мне, приехал без телохранителей!.. Храбрец побеждает противника в равной схватке… — И снова обратился с увещеванием к Загиту: — Красные, земляк, нарочно нас ссорят, натравливают друг на друга! А ведь мы, только мы способны спасти родную Башкирию! Чем слоняться здесь прихлебателями, вернемся…

— К Заки Валидову?! — с негодованием воскликнул Загит.

— А ты забыл народную башкирскую пословицу: «Чем быть султаном в чужом краю, лучше быть подметкой сапога султана своей страны»?

— Русские большевики относятся к нам как к единокровным братьям! А Заки властелин, тиран, и топчет нас, как подметку своего сапога. Никогда русские рабочие и мужики, башкирские бедняки не откажутся от свободы! Менять царя Николая на башкирского хана Заки Валидова — преступление! Подумай об этом вместе со своими джигитами!

И, не прощаясь, Загит твердыми шагами пошел к дверям. Бибисара бросила на него боязливо-умоляющий взгляд, но он не заметил… Кулсубай не захотел при своих командирах ронять чести, поклонился Загиту, принял обеими ладонями его руку, поблагодарил за посещение, гаркнул ординарцам:

— Коня моему земляку!

Загит молодцевато вскочил в седло, тронул серого исхудавшего, но резвого жеребца. И не оглянулся, не сказал прощального слова Бибисаре, а она, бедняжка, беззвучно глотая слезы, замерла на крыльце. Вдруг мимо нее проскочил Сафуан, вскинул наган, целясь в спину Загита, но Бибисара, ахнув, вцепилась в его плечо, в руку, и, мерзко ругаясь, трясясь от злобы, тот оттолкнул ее, сбросил со ступеней, — сухо щелкнул выстрел…