Когда посланцы Кулсубая ушли, Загит расстегнул ворот гимнастерки, снял широкий ремень и растянулся на нарах. Настроение у него испортилось. «Если Кулсубай сразу начал нахальничать, то от неприятностей не убережешься. Показывает коготки!.. А ведь знает, что назначен моим заместителем, а следовательно, обязан первым прибыть ко мне…» В окна избы ветер кидал волны сухого снега. Загит то ли задремал, то ли задумался, но увидел себя подростком в родном доме, лежавшим на нарах под тулупом, рядом, прижавшись, спит Султангали. И ветер засыпает окна сухим снегом, раскачивает калитку, свистит в трубе… Голодно жили зимами, но вместе все были, в одном гнезде. И мачеха, и Гамиля, и Фарзана были еще живы. Бедные, умерли преждевременно, так и не насладившись радостями жизни!.. И после их кончины все пошло прахом, гнездо опустело, родной дом рухнул. Отец всю жизнь мечтал разбогатеть, но ему отчаянно не везло. Султангали сбился с пути из-за проклятого Нигматуллы. А судьба Апрахима до сих пор Загиту не известна…
В дверь постучали, вошел командир караула, стряхнул с шапки снег и сказал четко, по уставу, но дружелюбно:
— Товарищ комбат, вернулись эти самые вестовые, плачутся, просят их принять. Говорят, полные казаны мяса… И самогон найдется!.. Прикажете пустить?
— Нужен мне ихний самогон!.. Ну, пусти…
В избу протиснулись вестовые, закоченевшие — не разломиться; говорили они теперь жалобно, со слезою:
— Комбат-агай, нас Кулсубай-агай прогнал обратно, велел без вас не возвращаться, пусть, говорит, не на угощенье, а для делового разговора приедет!
«Как поступить разумнее?.. Сначала надо позвонить в штаб дивизии, узнать, — может, там вышло недоразумение и оттого Кулсубай так упрямится?»
— Посидите здесь, погрейтесь, мне пора наведаться в штаб, скоро вернусь, — сказал Загит вестовым.
Начальник штаба одобрил неуступчивость комбата, но посоветовал не портить отношений с Кулсубаем и съездить к нему, однако за трапезу не садиться, а ограничиться знакомством.
— Пусть это будет официальный визит!
Визит так визит… Загит толком не знал, чем визит отличается от обычного хождения в гости. Оставив заместителем командира первой роты, он с тремя ординарцами поехал к Кулсубаю Ахмедину.
На полдороге его встретил отряд джигитов, десять всадников с командиром, в малахаях, в сарык-ката — сапогах с войлочным голенищем, в чекменях — широкополых халатах с вышивкой шелками по подолу и вороту, с винтовками и саблями. При приближении Загита они выстроились у дороги, подняли сабли и запели под звуки курая:
На деревенской улице стояли джигиты, с любопытством рассматривая Загита, но по-военному не приветствовали, держались вольно. Мальчишки сидели на заборах, бежали вслед за всадниками, кричали весело:
— Эй, едут!.. Красный командир в гости едет, эй!..
Такая шумиха раздражала Загита. Усилием воли он заставил себя успокоиться, вспомнил наставление начальника штаба: «Не горячись! Разговаривай с Ахмединым хладнокровно, рассудительно. Он своенравный, злой, но командир опытный, смелый. Четыре месяца уже житья не дает белым. И он, и его отряд нам пригодятся!..» Значит, ничего не поделаешь, будем совершать визит, как положено…
У большого пятистенного дома муллы стояли часовые. Над калиткой висели флаги — красный и сине-зелено-белый.[28] Загит спешился, вошел во двор. На крыльце стоял с горделивым видом Кулсубай, широко расставив ноги в сарык-ката, в чекмене с заткнутыми за пояс полами, с удовлетворением усмехнулся в усы, принял, по обычаю, в обе руки руку гостя.
— Эссэлэмгалейкум!
— Вэгэлейкумэссэлэм!
Приказав накормить ординарцев, засыпать лошадям овса, Кулсубай пригласил гостя в горницу:
— Айда, милости прошу, садитесь!
— Рахмат, агай! — Загит остановился перед расстеленным на нарах мягким широким войлоком. — Я ведь приехал не пировать, а поговорить о военных делах.
— Успеем, успеем! Как русские говорят, работа не волк, в лес не убежит! — Кулсубай громко рассмеялся. — Но мы не кафыры, чтоб стоя разговаривать!.. Не то что тебя, кустым, — случайного прохожего я не отпускал без угощения. А ты мне земляк, что ни говори, ты кустым!.. Айда, раздевайся, умойся…
— Не время пировать-то, земляк! — строго заметил Загит. — Война! Народная кровушка обильно льется.
— Ты меня стыдить приехал, мырдам? — Смуглое лицо Кулсубая потемнело от досады. — Я ведь эти месяцы с джигитами не на свадьбе гулял, тоже воевал!.. Слышал, наверно, как я громил колчаковцев? Слышал небось, как я колесил по тылам врага в Усерганском, Ток-Сурганском, Тамьян-Катайском кантонах, наводя ужас на беляков? И сюда, под Абдуллино, привел отряд на пополнение по приказу штаба армии. Не так ли?
«„Я“!.. „Я“!.. Не ты один, а с лихими джигитами. Слышал я и о том, как ты коварно угнал обоз красного партизанского отряда. Слышал, как твои джигиты обижали молодух в аулах…»
Загит нехотя буркнул:
— Слышал!