Грозовое лето

— Вот и молодцы! — Кулсубай обернулся к джигитам, ехавшим позади: — Рассыпаться цепью! Окружите, чтоб ни один не ускользнул! Живо!

Стадо овец и лошадей, почти неразличимое на сером, со снежными пятнами степном ковре, неторопливо ползло в стороне от дороги; арбы с поклажей и утварью ехали по проселку. Кулсубай прикинул наметанным глазом: пожалуй, свыше тысячи голов. Богатство!.. Овцы и лошади щипали пожухлую траву на проплешинах, где ветер сдул снег.

Пастухи, пешие и верхоконные, сгрудились, боязливо смотрели на подъезжавших Кулсубая и Василия Ивановича.

— Кто старший? — властно спросил Кулсубай по-башкирски.

— Я, я, бай, — охотно отозвался старик в стоптанных лаптях, в изношенной шапке и рваном, в пестрых заплатах чекмене.

Кулсубая удивило, что пастух держит себя так уверенно.

— Я тебе, отец, не бай, а командир Красной Армии, — внушительно сказал он. — Чье это стадо?

— Без хозяина стадо не бывает, командир-бай! Это стадо аульное, народное, гоним мы его от белых, шайтан их побери!.. Земляки велели сохранить стадо, а сами ушли в леса с женами, детьми.

— От белых, говоришь, а сам гонишь скот к белым? — Усы Кулсубая угрожающе дрогнули.

— Ай, уландар, уландар![35] — заныл старик, раскачиваясь, молитвенно подняв руки. — Мучили нас белые офицеры! Теперь вот вы привязались, не верите!.. Да разве разберешь в степи, где белые, где красные? Мы-то, дураки, думали, что в Верхнеуральске красные, и спокойно шли туда. Сколько верст зря протопали!.. Надо же, такое горе!.. Эге-ей, чего рты разинули? Поворачивайте обратно! — крикнул он пастухам.

Джигиты вопросительно взглянули на Кулсубая, ожидая приказа, а пастухи уже проворно рассыпались по степи, подзывая сторожевых псов, погоняя лошадей и овец криками, свистом, посохами.

— Ай, нишана мы, нишана!..[36] — причитал с привычным лицемерием старик, вытирая рукавом чекменя слезящиеся глаза.

— Ты, отец, Хажисултана на степных просторах не встречал?

— Встречал, встречал! — радостно воскликнул пастух. — На тройке, со слугами катил в Верхнеуральск!.. Теперь, гляди, там пирует с приятелями! Он ведь такой, гуляка!..

Старик подошел к гнедому коню и, не ставя ноги в стремя, вскочил в седло, собрал в горсть поводья.

— Погоди, эй!

Однако пастух не остановился, подскакал к обозу и призывно замахал плетью, зычно крикнул — Кулсубай не расслышал слов, — и тотчас же из-за арбы из лошадиного табуна вылетел на сытом, застоявшемся жеребце всадник в синем тулупчике; пригнувшись, пряча лицо в гриве коня, помчался в темнеющую от ранних сумерек степь.

— Держи! Хажисултан!.. Гей! Лови, эгей! — завопил осененный догадкой Кулсубай. — Держи Хажисултана! Эге-ге-е-ей!..

Лошади кулсубаевских джигитов устали, а под беглецом жеребец был породистых кровей, скакал играючи, как бы наслаждаясь своей лихостью и статью.

«Сейчас он нырнет в овраг — и поминай как звали!..» — испугался Кулсубай и, представив, как злорадно усмехается Хажисултан, выхватил револьвер и прицелился.

Василий Иванович цепко схватил его за руку, отвел в сторону дуло:

— Он нам нужен живой!..

Наверняка удалось бы скрыться баю, но разведчики Кулсубая отлично владели мастерством партизанской войны и на всякий случай, не дожидаясь приказа, сторожили дорогу далеко впереди, — к ним и примчался уже ликующий Хажисултан, опомниться не успел, как его окружили с обнаженными саблями джигиты.

— Убейте меня, продавшие веру кафырам! — величественно простонал бай, отдавая джигитам саблю и револьвер. — Убейте!.. Впереди вас ждет расплата за то, что надругались над богобоязненным мусульманином! Проклятье аллаха обрушится на вас!..

Подъехавший Кулсубай посинел от злобы.

— Нет, лицемер, тебя раньше поразят проклятья! Ты мучил, грабил, ты убивал неповинных! Ты измывался над молодухами и старцами! Тебя, не нас, покарает всевышний! — Он помнил предупреждение чекиста и совладал с собою, не схватился за револьвер. — Вяжите его!

Пользуясь замешательством, старший пастух с подручными сгинули в предвечерней мгле, то снежно-синей, то мрачно-черной, но Кулсубай не рассердился на своих всадников: улов-то был нынче редкостно удачным…

На обратном пути он посетовал:

— Эх, Василий, напрасно ты придерживаешься порядка!.. Да я б его задушил собственными руками! Своим бы ножом зарезал!

— Нет, товарищ, без суда и следствия убивать даже самого грязного преступника недопустимо. Это первейшее назидание товарища Дзержинского, — сказал убежденно чекист.

Кулсубай не согласился:

— Хажисултан сосал кровь народа и не мог насытиться! А мне теперь прикажете его пожалеть? Ха!.. Кровь за кровь! Смерть за смерть! — сдавленным от ярости голосом произнес он. — И это ты решил защищать лютого, с окровавленной пастью волка?

— Да не горячись! — урезонил его Василий Иванович. — Кому охота защищать Хажисултана? Его будет судить Ревтрибунал Башкирской республики.

— А вдруг его оправдают?

— Агай, агай, в трибунале заседают коммунисты! Они разберутся в обстоятельствах дела и вынесут справедливый приговор. Хажисултана и его пособников ждет суровая кара.

Подумав, Кулсубай вяло заметил: