Грозовой перевал

– Не очень. Но с начала охотничьего сезона он часто бродит по вересковым полям, и в его отсутствие вы можете провести со мною часок-другой. Приходите! Думаю, на вас я не буду сердиться. Вы же не дадите мне повода и всегда будете готовы помочь, правда?

– Да, – ответила Кэтрин, гладя его длинные шелковистые волосы. – Если бы батюшка разрешил, я проводила бы с вами половину своего времени. Красавчик Линтон! Вот бы вы были моим братцем!

– И тогда вы относились бы ко мне, как к своему отцу? – заключил Линтон, повеселев. – А папа говорит, что вы полюбили бы меня еще больше – больше всех на свете, если бы были моей женой. И мне тоже этого бы хотелось.

– Нет, я никого не полюблю больше, чем батюшку, – серьезно сказала Кэтрин. – К тому же люди иногда ненавидят своих жен, но только не сестер и не братьев. Будь вы моим братом, вы жили бы с нами, и папочка любил бы вас так же, как он любит меня.

Линтон стал отрицать, что мужья могут ненавидеть своих жен, но Кэти стояла на своем, и ей хватило ума рассказать для примера, какое отвращение испытывал отец Линтона к ее тетушке. Я попыталась остановить эту неосторожную речь, но не успела, и Кэти высказала все, что знала. Молодой Хитклиф с досадой заявил, что сказанное ею – ложь.

– Мне говорил об этом отец, а он никогда не лжет, – уверенно ответила она.

– А мой отец презирает вашего! – закричал Линтон. – Он его называет трусливым дураком!

– Ваш отец – дурной человек, – строго сказала Кэтрин. – А вы негодный мальчишка, раз осмеливаетесь повторять такие слова. Он наверняка злой, иначе тетушка Изабелла не ушла бы от него.

– Она вовсе не ушла от него. И не смейте со мной спорить!

– Нет, ушла! – воскликнула моя юная леди.

– Тогда я вам кое-что скажу, – продолжал Линтон. – Ваша мать не любила вашего отца. Вот так-то!

– О! – воскликнула Кэтрин, придя в такую ярость, что больше ничего не смогла выговорить.

– Она любила моего, – добавил Линтон.

– Ах, ты маленький врун! Теперь я тебя ненавижу! – задыхаясь, крикнула Кэти, раскрасневшись от гнева.

– Любила! Любила! – нараспев повторял Линтон, глубже втиснувшись в кресло и откинув голову, дабы в полной мере насладиться смятением спорщицы, которая стояла позади него.

– Прекратите, мастер Хитклиф, – вмешалась я. – Должно быть, это еще одна сказка вашего отца.

– Нет, не его! А вы помолчите! – ответил он. – Любила! Любила, Кэтрин! Любила! Любила!

Кэти, вне себя от злости, так яростно тряхнула кресло, что Линтон упал на подлокотник. И сразу же юношу охватил удушливый кашель, положивший конец его торжеству. Кашель не отпускал его так долго, что испугал даже меня. А Кэти разрыдалась, пораженная тем, что натворила, хотя больше никаких слов ею сказано не было. Я держала Линтона, пока не прошел припадок. После чего он оттолкнул меня и молча положил на подлокотник голову. Кэтрин тоже уняла слезы, села напротив и мрачно уставилась в огонь.

– Как вы себя чувствуете, мастер Хитклиф? – спросила я, подождав минут десять.

– Пусть бы она чувствовала себя так же, как я, – ответил он. – Противная злюка! Гэртон меня даже пальцем не трогает, он ни разу в жизни меня не ударил. А сегодня мне было лучше, и вот… – Его голос перешел в хныканье.

– Я вас не ударила! – пробормотала Кэти, прикусив губу, стараясь избежать нового всплеска эмоций.

Линтон вздохнул и застонал, словно испытывал сильнейшее страдание. Так продолжалось с четверть часа; по-видимому, целью его было вконец расстроить кузину, потому что, как только он слышал ее приглушенное всхлипывание, в модуляциях его голоса с новой силой начинали звучать мука и боль.

– Простите, что я сделала вам больно, Линтон, – наконец сказала она в полном изнеможении. – Но мне не было бы плохо от этого слабого толчка, поэтому я никак не ожидала, что он нанесет вам вред. Но все же вред не такой уж большой, правда, Линтон? Как же теперь я пойду домой, зная, что из-за меня вам стало плохо? Ответьте! Поговорите со мною!

– Я не могу с вами говорить, – проворчал он. – Вы так сильно толкнули меня, что нынче я всю ночь напролет буду задыхаться от кашля! Если бы вы только знали, каково это! Сами-то вы уснете в уютной постели, а мне предстоит мучиться, и рядом не будет ни одной живой души! Интересно, что бы вы делали в такие ужасные ночи.

И он громко завыл от жалости к самому себе.

– Раз уж такие ужасные ночи вам не впервой, – сказала я, – значит, не мисс Кэти виновата в том, что вам стало хуже. С вами случилось бы то же самое, если бы она вовсе сюда не приходила. Впрочем, она больше не будет вас беспокоить, и, наверное, вам станет легче, когда мы уйдем.

– Мне уйти? – уныло спросила Кэтрин, склонившись к нему. – Вы хотите, чтобы я ушла, Линтон?

– Вы не исправите того, что совершили, – раздраженно ответил он, отшатнувшись. – Скорее сделаете еще хуже – станете дразнить, и у меня начнется лихорадка.

– Стало быть, мне уйти? – повторила она.

– По крайней мере, отстаньте от меня, – сказал он. – Не могу слушать вашу болтовню.