Грозовой перевал

– Рада это слышать. Так вот, мы с мисс Кэтрин переехали в поместье «Дрозды», и, к моему удивлению и радости, она стала вести себя намного лучше, чем я могла предположить в самых смелых мечтах. Казалось, она обожает мистера Линтона, и даже к его сестре относится с исключительной симпатией. И оба они, конечно, делали все, чтобы ей было хорошо. Это не терновник согнулся перед жимолостью, а жимолость обвила терновник. Не то чтобы кто-то пошел на уступки – одна стояла прямо, двое других склонялись; но кто же станет выказывать характер и капризничать, если не встречает ни противодействия, ни равнодушия? По моим наблюдениям, в мистере Эдгаре глубоко укоренился страх перед ее взрывным характером. От Кэтрин он это скрывал, но, если ему доводилось услышать от меня резкие слова в ее адрес или заметить, что другие слуги мрачнеют от какого-нибудь ее высокомерного приказания, он начинал беспокоиться и недовольно хмурить брови, чего никогда не случалось, когда дело шло о нем самом. Много раз он строго выговаривал мне за мою дерзость, присовокупляя, что ему больнее видеть свою супругу в раздражении, чем получить удар ножом. Дабы не печалить хорошего хозяина, я научилась быть более покладистой, и за полгода порох стал безвредным, как песок, ибо никто не подносил к нему огня. Временами на Кэтрин находила тоска, и она подолгу ни с кем не разговаривала. Муж относился к этому с молчаливым сочувствием и уважением, приписывая ее состояние изменениям в организме, произошедшим после тяжелой болезни, ведь до того она никогда не падала духом. Когда же солнышко вновь выходило из-за облаков, он тоже встречал любимую сияющей улыбкой. Думаю, я вправе сказать, что они были по-настоящему счастливы, и их счастье со временем становилось все крепче.

Но всему этому пришел конец. В конечном счете мы всегда думаем лишь о себе. Люди мягкие и благородные лишь более справедливы в своем эгоизме, чем люди властные, и потому все закончилось, когда обстоятельства заставили каждого из них почувствовать, что интересы одного – не самая важная забота другого. Теплым сентябрьским вечером я шла из сада с тяжелой корзиной яблок. Стало смеркаться, из-за высокого забора выглянула луна, и в углах многочисленных выступов здания начали собираться неясные тени. Опустив корзинку на ступеньки перед кухонной дверью, я остановилась передохнуть и еще немного подышать приятным вечерним воздухом. Я глядела на луну, стоя спиной к двери, когда услышала позади себя голос:

– Это ты, Нелли?

Голос был низкий и звучал по-иностранному, хотя что-то в том, как неизвестный произнес мое имя, показалось мне знакомым. Я со страхом обернулась, чтобы понять, кто со мной говорит, ибо дверь была заперта и я никого не видела, когда подходила к порогу. На крыльце что-то шевельнулось, и, приблизившись, я различила высокого человека в темной одежде, со смуглым лицом и черными волосами. Наклонившись, он взялся за щеколду, словно собирался сам открыть дверь. «Кто это может быть? – подумала я. – Мистер Эрншо? Ну нет! Голос совсем не похож».

– Я уже целый час жду, – продолжал незнакомец, а я продолжала вглядываться в его лицо. – И все время кругом было тихо, как в могиле. Я не решался войти. Ты меня не узнаешь? Посмотри, я ведь не чужой!

Лунный луч осветил его черты. Щеки землистого цвета были наполовину скрыты черными бакенбардами, брови сдвинуты, глубоко посаженные глаза смотрели как-то необычно. Вот глаза-то я и узнала.

– Как! – воскликнула я, чуть было не приняв его за привидение, и, пораженная, всплеснула руками. – Как? Вы вернулись? Это правда вы? Неужели?

– Да, это я, Хитклиф, – ответил он, переведя взгляд вверх, на темные окна, в которых отражались двадцать мерцающих лун. – Они дома? Где она? Ты мне не рада, Нелли? Да не волнуйся так. Она здесь? Говори же! Мне бы только сказать одно словечко… твоей хозяйке. Пойди и скажи, что некий посетитель из Гиммертона желает ее видеть.

– Но как она к этому отнесется? – воскликнула я. – Что она будет делать? Такая неожиданная новость даже меня обескуражила – а она так и вовсе с ума сойдет! Да, вы и взаправду Хитклиф, но совсем другой! Нет, это непостижимо! Вы что же, были в армии?

– Пойди и передай мою просьбу, – нетерпеливо прервал он меня. – Я как в аду горю, пока ты медлишь!

Он поднял щеколду, и я вошла. Но, оказавшись перед дверью гостиной, где сидели мистер и миссис Линтон, я никак не смогла заставить себя переступить порог. Наконец нашла повод – спросить, не нужно ли им зажечь свечи, – и отворила дверь.