Грозовой перевал

– Останься, Кэтрин, – сказал он безо всякого гнева в голосе, но с печальным, подавленным видом. – Я скоро уйду. Я пришел не для того, чтобы пререкаться или мириться. Просто хочу знать, собираешься ли ты после сегодняшних событий продолжать свою дружбу с…

– Ох, ради всего святого! – перебила хозяйка, топнув ногой. – Ради всего святого, довольно об этом! Твоя холодная кровь все равно не сможет разгорячиться. В твоих жилах течет ледяная вода, а у меня внутри все кипит, меня трясет от твоего хладнокровия!

– Чтобы избавиться от моего присутствия, ответь на мой вопрос, – настаивал мистер Линтон. – Ты должна ответить, а твоя горячность меня не пугает. Я понял, что ты прекрасно умеешь владеть собой, когда захочешь. Ты намерена отныне отказаться от Хитклифа или ты откажешься от меня? Ты не сможешь быть другом одновременно и мне, и ему. И я требую, чтобы ты ответила, кого выбираешь.

– А я требую, чтобы меня оставили в покое! – яростно вскричала Кэтрин. – Я настаиваю! Не видишь разве, что я еле держусь на ногах? Эдгар… ты… ты… уходи! – И она начала звонить в колокольчик, пока он с треском не сломался.

Я вошла, не торопясь. Такого бессмысленного, злобного бешенства хватило бы, чтоб вывести из себя святого. Она лежала на диване, билась головой о валик и скрежетала зубами так, что, казалось, сотрет их в порошок! Мистер Линтон смотрел на жену с неожиданным страхом и угрызениями совести. Приказал мне принести ей воды. Она задыхалась и не могла говорить. Я принесла полный стакан и, поскольку Кэтрин отказывалась пить, побрызгала водою ей в лицо. Через несколько секунд она вытянулась и замерла, закатив глаза, а ее щеки моментально побелели и приобрели синий отлив, как у покойницы. Линтон пришел в ужас.

– Ничего страшного, – прошептала я. Мне не хотелось, чтобы он сдался, хотя в глубине души я все-таки волновалась.

– У нее на губах кровь! – проговорил он, содрогнувшись.

– Не обращайте внимания, – отозвалась я не без сарказма и поведала ему, как перед его приходом Кэтрин собиралась разыграть нервический припадок. Позабыв об осторожности, я говорила громко, и она меня услышала – вскочила с разметавшимися по плечам волосами и горящими глазами, мышцы ее рук и шеи неестественно напряглись. Я уже ждала, что мне, самое малое, переломают кости, но она лишь окинула нас безумным взглядом и выбежала из комнаты. Хозяин приказал мне следовать за нею. Так я и сделала, но дошла только до двери в ее спальню, ибо она не впустила меня и заперлась.

Поскольку на следующее утро она так и не явилась к завтраку, я поднялась и спросила, не надо ли принести завтрак к ней наверх. «Нет!» – ответила она тоном, не терпящим возражений. Тот же вопрос был задан по поводу обеда и чая и получен тот же ответ. Назавтра все повторилось. Что до мистера Линтона, то он проводил все время в библиотеке и о жене не справлялся. Целый час он беседовал с Изабеллой, пытаясь вызвать у нее надлежащее чувство ужаса в связи с ухаживаниями Хитклифа, но из ее уклончивых ответов ничего подобного не следовало. В результате он прекратил расспросы, не добившись желаемого, однако со всей серьезностью предупредил напоследок: если сестра продолжит поощрять этого презренного жениха, всякие родственные связи между ними будут разорваны.

Глава 12

Пока мисс Линтон печально бродила по парку и саду, всегда в молчании и почти всегда в слезах, а брат ее сидел, запершись среди книг, которых не открывал, и, как мне казалось, изнывал от тоски и смутной надежды, что Кэтрин, раскаявшись в своем поведении, придет к нему сама, попросит прощения и станет искать мира – она же упрямо отказывалась от еды, возможно, полагая, что за столом Эдгар всякий раз не в состоянии проглотить кусок из-за отсутствия жены и лишь гордость мешает ему немедля броситься к ее ногам, – я продолжала выполнять свои обязанности по ведению хозяйства, убежденная, что в стенах «Дроздов» осталась одна разумная душа, и душа эта обитает в моем теле. Я не выражала сочувствия мисс Изабелле, не пыталась увещевать миссис Линтон и не обращала особого внимания на вздохи хозяина, который жаждал услышать хотя бы имя жены, если уж не было возможности услышать ее голос. Я решила, что они должны разобраться сами, и, хотя время тянулось утомительно долго, в конце концов я с радостью заметила, что забрезжила слабая надежда на перемены, как показалось мне поначалу.

На третий день миссис Линтон отперла дверь и попросила налить воды в кувшин и графин, ибо они уже были пусты, а также принести ей тарелку каши, потому что она, похоже, умирает. Эта речь, подумалось мне, была предназначена для ушей Эдгара. Я же не верила в вероятность смерти хозяйки, поэтому ничего не ответила и принесла ей чаю и гренки. Она с жадностью попила и поела, а после вновь откинулась на подушку, стеная и сжав кулаки. «О, я умру! – восклицала она. – Потому что я никому не нужна. Не надо было мне есть!» Затем, гораздо позже, я услышала, как она бормочет: «Нет, я не умру… он только обрадуется… он меня совсем не любит… и не будет без меня скучать!»