Грозовой перевал

– А мне показалось, что время тянулось утомительно долго, – пробормотала она с сомнением. – Должно быть, все-таки дольше. Помню, как я была в гостиной после их ссоры, Эдгар своею жестокостью вывел меня из себя, и я в отчаянии убежала в эту комнату. Как только я заперла дверь, на меня навалилась полнейшая тьма, и я упала на пол. Я не смогла объяснить Эдгару, что, если он не перестанет меня дразнить, у меня точно случится нервный припадок или приступ безумия – я это чувствовала! Ни язык, ни мозг уже мне не повиновались, а он, наверное, не догадывался, в какой я агонии; у меня едва хватило соображения скрыться от него и от его голоса. Прежде чем я пришла в себя настолько, что могла видеть и слышать, наступил рассвет; и, Нелли, я открою тебе свои мысли, которые вновь и вновь возникали в моей голове, пока я не испугалась, что схожу с ума. Когда я лежала там, упершись головой в ножку стола, и глаза мои едва различали серый квадрат окна, мне чудилось, что я спряталась дома в своей кровати с дубовыми панелями и мое сердце страдает из-за какого-то огромного несчастья, но в чем оно, я, очнувшись, не в силах была припомнить. Я размышляла, мучительно соображая, что это могло быть; а что самое удивительное, последние семь лет моей жизни как будто исчезли! Казалось, их не было вовсе. Я была ребенком, отца только что схоронили, и я горевала оттого, что Хиндли не давал нам с Хитклифом быть вместе. Я впервые лежала одна. И, очнувшись от гнетущей дремоты, после ночи, проведенной в рыданиях, я подняла руку, чтобы раздвинуть панели. Но рука ударилась в столешницу! Тогда я провела ею по ковру, и ко мне вернулась память. Пережитое во сне горе утонуло в новой бездне отчаяния. Не знаю, почему я чувствовала себя такою ужасно несчастной. Наверное, случилось какое-то временное помрачение ума, ибо причины я не находила. Но представь, что меня, двенадцатилетнюю девочку, прогнали из «Перевала», лишили всех моих детских радостей и того, кто был для меня в ту пору всем на свете – Хитклифа, и, как по волшебству, превратили в миссис Линтон, хозяйку поместья «Дрозды», жену незнакомца, изгнанницу и бездомную, оторванную от своего родного мира, – и ты увидишь краешек той бездны, на дне которой я распростерлась! Ты можешь, сколько хочешь, качать головой, Нелли, но это с твоей помощью я чуть не помешалась! Ты обязана была поговорить с Эдгаром – да, обязана! – и убедить его не раздражать меня! О, я вся горю! Мне надо выйти на воздух! Хочу снова стать девочкой, полудикаркой, отчаянной и свободной, смеяться над своими бедами, а не сходить от них с ума! Отчего я так переменилась? Отчего моя кровь вскипает, как бешеная, из-за нескольких слов? Я точно знаю, что опять буду такой, как прежде, стоит мне оказаться на вересковых полях среди тех холмов. Открой настежь окно – открой и закрепи раму! Быстрее! Почему ты не двигаешься с места?

– Потому что не хочу, чтобы вы умерли от простуды, – ответила я.

– Лучше скажи, что не хочешь, чтобы я выжила, – мрачно сказала она. – Впрочем, не такая уж я беспомощная. Сама открою.

Соскользнув с кровати, прежде чем я успела ее остановить, она нетвердым шагом пересекла комнату, распахнула окно и высунулась наружу, не замечая ледяного ветра, который, словно острый нож, кромсал ей плечи. Я умоляла ее отойти, потом попыталась оттащить. Но быстро выяснилось, что сила безумной женщины намного превосходит мою (а она была безумна, как стало понятно по ее последующим поступкам и бредовым речам). Ночь стояла безлунная, и все внизу лежало в туманной мгле. Ни в одном доме не горел свет – ни вблизи, ни вдали, – его давно везде потушили. А «Грозового перевала» и вовсе не было видно, но она утверждала, что заметила родные огоньки.

– Погляди! – воскликнула она. – Вон моя комната, там горит свеча, рядом качаются деревья, а другой огонек светит из каморки Джозефа. Ведь Джозеф любит засиживаться допоздна, правда? Он ждет, когда я вернусь домой, чтобы запереть ворота. Что ж, придется ему на этот раз подождать. Путь туда нелегкий и печальный. И надобно пройти мимо гиммертонской церкви и церковного кладбища! Мы вдвоем часто испытывали себя – не устрашимся ли привидений: вставали оба среди могил и призывали покойников выйти. Хитклиф, коли я предложу тебе это испытание теперь, ты согласишься? Если да, то я тоже пойду с тобою. Не буду лежать здесь одна. Пусть они похоронят меня глубоко-глубоко, а сверху придавят церковью, я не уймусь, пока ты не упокоишься рядом. Не бывать этому! – Она остановилась, а потом продолжила со странною улыбкой: – Он раздумывает – хочет, чтобы я пришла к нему! Тогда найди дорогу – но не через кладбище! Что же ты медлишь? Не волнуйся, ты же всегда шел за мною!