Грубиянские годы: биография. Том I

Я заканчиваю это самое длинное серьезное письмо, написанное мною за последние десять лет: потому что уже пробило пол-одиннадцатого, и ему пора отправляться на почту. Но Боже! Вальт, где ты сейчас? Может, ты уже отдалился от нашего Хаслау гораздо дальше, чем на много верст, и теперь на собственной шкуре познаешь, с какой легкостью большое путешествие может выпотрошить человека, вывернуть его наизнанку, как какого-нибудь полипа; и вообще: что это означает, когда гавани, и торговые города, и целые народы проплывают мимо нас или мы (что, в сущности, то же самое) проплываем мимо них; и как трудно бывалому путешественнику не смотреть с некоторым презрением, сверху вниз, на домоседов, которые, может, еще ни разу в жизни не отползали от своей экономной печки дальше, чем на десять миль, и не способны высказать никакого суждения о такой паре путешественников, как мы с тобой. Такие люди, друг, должны хоть раз на собственной шкуре испытать, как тяжело в нравственном смысле некоторым светским гордецам соблюдать британский закон, требующий, чтобы пешеходы, выходящие из города, уступали дорогу тем, кто входит в этот же город[33]: тогда бы они смотрели на нас двоих по-другому… Путешествуй же в свое удовольствие! И следуй за мной, noli nolle.

ф. д. X.

Р. S. Сохрани это письмо, если получишь его (а если нет, то и не надо): в нем содержатся кое-какие мысли для нашего “Яичного пунша”».

№ 45. Кошачий глаз Пари между едоками. – Девушка

Кто бы ни скрывался за Вультовым сном – призрак или человек, – думал Вальт, сон этот в любом случае остается одним из величайших приключений. Эта мысль перенесла его через всю наполненную гостями обеденную залу и вынесла прочь; на романтической хвостатой звезде он взлетел над теми землями, которые нам известны. Фридрихсдоры, большую часть которых он собирался потратить, были золотыми надкрыльями его крыльев, и он мог теперь, не залезая в отцовский кошелек, спокойно заказать себе нёсель вина – даже если предположить, что эльзасец, упомянувший его в завещании, поднимется на ноги.

В таком радостном настроении, ощущая во всем теле легкость, Вальт постоянно прокладывал себе путь туда и обратно сквозь театральную толкотню в зале, словно через хлебное поле, часто ненароком задевал чьи-то рубашки, останавливался перед беседующими группками, даже отважно улыбался, вмешиваясь таким образом в чужой разговор. Вдруг в зал вошла Синеглазка (барышня, недавно не купившая мужские перчатки). Директор труппы принялся при всех кричать на Вину (так он сокращал имя Якобина) за то, что теперь она принесла ему слишком дорогие перчатки. Вальт про себя с удовольствием извинил свойственную ей привычку торговаться, объяснив это старыми театральными обычаями в таких труппах: тем, что у актеров никогда не бывает лишних денег, что всякая золотая пыль для них – как для скрипачей порошок канифоли, целиком сгорающий в пламени искусства. Девушка – пока директор метал вокруг нее громы и молнии – бросала безоблачные взгляды на нотариуса и под конец попросила: мол, пусть господин за нее заступится как свидетель. Вальт так и поступил и очень горячо высказался в ее защиту.

На громовержца, увы, это не произвело впечатления. Но тут снова появился человек в маске. Вальт испугался, увидев своего злого гения. Тот же, казалось, не обратил на него особого внимания, зато тем больше внимания уделил жадному принципалу. Оба начали тихо переговариваться и в конце концов заключили пари: директор выложил на стол десять серебряных талеров, а его конкурент – столько же золотых.

Были принесены: бутылка вина, миска, ложка и свежеиспеченная дешевая булочка. Суть пари огласили перед всей публикой: господин в маске обещает «съесть» с помощью ложки бутылку вина – скорее, чем директор справится со своей булочкой; тот же, как обычно бывает при заключении пари, обещает прямо противоположное. Поскольку шансы спорящих казались слишком неравными, большинство вассалов театрального сеньора завидовали неслыханному счастью своего предводителя: что он так легко – всего лишь съев булочку – заработает два прусских золотых, даже не подлежащие вывозу за границу, и таким образом обогатит ими свою страну.

Состязание началось: господин под личиной поднес миску к своему подбородку и принялся быстро-быстро вычерпывать вино.