Группа

Какое-то время ребята, похохатывая и гыгыкая, тыкали пальцами в экран, заставляя смешных малявок чирикать, тявкать, хрюкать и пищать, а также кувыркаться в воздухе, перепрыгивать через препятствия и собирать по пути оранжевые блинчики бонусов. Сами не заметили, как прошли первый уровень. Та-дамм! – оповестил их об этом звуковой сигнал в виде потешных «лилипутских» фанфар.

– Прикольно! – сказал Митя. – Давно я в плоские игрушки не игрывал!

– Я тоже, – сказал Арсений. – С самого детства. Я вообще не думал, что кто-то о них еще помнит… Как ты считаешь, сказать об этом Голеву? Он вроде как просил сообщать обо всем, что может прийти на ум при виде этих рисунков… Любые мысли, ассоциации, все такое…

– Конечно, надо сообщить! – решительно тряхнул головой Митя. – Только не сейчас. Сейчас мы с тобой какие-то пьяные.

– Совсем пьяные! – не стал отрицать Арсений. – В… как это говорится?.. В бревно!

– В дрова, – поправил его начитанный Митя и, философски сощурившись на далекие огни небоскребов, снова приложился к бутылке.

Кажется, они еще о чем-то говорили. Кажется, Митя читал Арсению свои стихи. Арсений, кажется, плакал – не от стихов, а от того, что испытывал горечь от невозможности позвонить своей матери. Он именно так и сказал – горечь. И отшвырнул от себя птифон, который Нина, его операторша, вернула ему накануне со словами: «Теперь ты можешь позвонить своей маме и рассказать ей о том, как ты изменился за этот год!»

– Нина, конечно, дура. Но с сиськами! – сказал на это Митя. И отключился.

Следующее, что он помнил, был унитаз, в который из него, из Мити, извергалось все выпитое и съеденное.

* * *

Ему все-таки удалось это сделать. Выбраться из ванной во второй раз за это бесконечное утро и доползти до диванчика. Уткнувшись лицом в жесткую ткань обивки, Митя провалился в бесчувствие.

На часах было 4.38.

В это же самое время Юнна стояла на смотровой площадке, недавно сооруженной в Музейном парке близ Лубянской площади, и любовалась видом пробуждающейся Москвы. Одной рукой она прижимала к себе дорожный кофр, в другой держала пластиковую бутылку с водой.

– Сейчас, киса, сейчас. Потерпи. Сейчас мы придумаем, как тебя напоить.

В эти же самые минуты детектив Хамус диктовал голосовое сообщение Ирвину: «Лубянская площадь, строение 1, ночной клуб «Клубянка». Мчите сюда немедленно – кажется, ваш друг собирается уходить!»

4.41. Кошка, яростно мяукнув, выскочила из приоткрытого Юнной кофра и бросилась наутек, заметалась черной тенью вдоль ограждения смотровой. Юнна пыталась ее поймать, но кошка протиснулась в щель между полом и стеклоидным ограждением и оказалась вне досягаемости.

– Вернись, глупая! Упадешь! – взывала к ней Юнна сквозь полотно стеклоида, но кошка упрямо карабкалась куда-то по узкому карнизу вдоль ограждения. Добравшись до края площадки – туда, где ее основание соединялось с металлической конструкцией опоры, кошка задрала хвост, припала на передние лапы: изготовилась к прыжку. Еще через миг она прыгнула, и Юнна навсегда потеряла ее из вида.

4.45. Модест Китаев сунул «пропуск» дежурному охраннику на вертушке. Охранник наученно зыркнул волком, прежде чем стукнуть печатью по его серой измятой бумажке (стоившей ему, надо сказать, целое состояние), и нажал на кнопку, открывающую турникет. Моди толкнул вертушку и оказался на улице. На свежем воздухе, наконец-то! В родном 2100-м году, а не в каком-то диком советском средневековье.

Остановился, руки в боки, оглядывая окрестности. Ох, что за ночка! Ну и где, спрашивается, его аэрокар? Где он его оставил? Кажется, на парковке под Музейной смотровой. «Точно!» – сказал Моди сам себе и направился на парковку.

Его немного пошатывало. Бросало в дрожь. Бледную кожу лица покрывала испарина. Сердце не стучало, а словно бу́хало в рваный бубен. Две бессонные ночи, залитые литрами энергетиков и заполненные чересчур уж острыми ощущениями, сделали свое дело: организм Модеста был сейчас в катастрофическом состоянии.

Но ничего. Он обязательно это исправит! Все, что ему нужно, так это продолжительный крепкий сон и добрый завтрак при пробуждении. То есть скорее обед. Или даже ужин. Модест планировал проспать часов пятнадцать, не меньше.

Найдя свой аэрокар, Моди мысленно чертыхнулся. Оказывается, вчера он забыл его закрыть, и в салон нападало пыли и всякого мелкого мусора с верхних уровней. Оно, конечно, не страшно, аэрик-то не свой, арендованный, но тем не менее. Неприятненько.

– Вот уроды! – сказал Модест, выудив из кабины обертку от мороженого.

Однако на более тщательную уборку сил не было. Потом, все потом.

– Извините, вы тут кошку не видели?

– А?! – Модест, уже приготовившийся рухнуть в аэрокар, как в гамак, подскочил на месте. – Ты… ты чего, блин?! У меня чуть сердце не выпрыгнуло!!

Перед ним стояла девушка, слишком молоденькая, чтобы быть из тех, но тоже в чем-то кожаном и блестящем.

– Простите, – повторила девушка. – У меня кошка пропала. Упала со смотровой.