Группа. Как один психотерапевт и пять незнакомых людей спасли мне жизнь

Жизнь с Алексом, который подал заявки на участие в двух триатлонах в то лето и одном марафоне осенью, означала ежеутренние пробежки и велосипедные прогулки перед работой, за которыми следовали тренировки по плаванию в спортзале или в озере Мичиган после работы. Не прошло и месяца с начала наших встреч, как он начал звать меня с собой почти каждое утро и вечер. Однажды в субботу он постучался в мою дверь в шесть утра. К его флисовой куртке был пристегнут поильник для бегунов, а на руках – толстые черные перчатки. Он прикрепил второй поильник к моей рубашке и протянул бутылку с водой. На старте 16-километрового забега, на который Алекс записался, он размял мне плечи, когда заметил, что я дрожу от холода. Островки снега виднелись кое-где на земле вдоль беговой трассы, и лишь несколько сотен участников явились на забег по кромке озера. Ветер обещал надавать пощечин нашим незащищенным лицам. Я сама ни за что не стала бы участвовать, но тело обрело новую энергию, с тех пор как я начала встречаться с Алексом; часть бралась из тревожности, а часть – из радости. Безумная готовность пробовать все, включая забег по леденящему холоду, заставляла меня отвечать словом «да» на все предложения.

Каждый раз, когда мы шли ужинать после работы или бегали у озера, оптимизм, легкий, как перышко, стучался в мое сердце, предлагая отказаться от мыслей о том, что эти отношения окончатся неудачей. Может, не каждым суждено заканчиваться тем, что я буду оседать кучей на полу в групповой комнате, рыдая в ковер. Может, вообще не каждым отношениям суждено заканчиваться. Может, они продлятся.

После забега у меня болели подколенные сухожилия, а плечи жгло в тех местах, где в них врезались лямки спортивного лифчика. Но рядом с Алексом боль уступала место чистой радости.

* * *

Однажды утром в понедельник доктор Розен продемонстрировал всем фотографию. Патрис нацепила на нос очки для чтения, а Макс подался вперед.

– Вот что означает «убрать блоки», – сказал доктор Розен.

На фотографии были мы с Алексом: я в розовом платье, а Алекс в смокинге. Мы ходили на праздничный вечер балетной труппы Джоффри. Мы сидели в темном зрительном зале, кружились балерины в блестящем тюле, а Алекс держал мою ладонь в обеих своих. Я постепенно придвигалась ближе к нему на своем красном бархатном кресле, пока ноги не соприкоснулись. Во время банкета в гигантском раззолоченном бальном зале отеля «Хилтон» он поглаживал меня по спине и играл с застежкой ожерелья. На танцполе привлек меня к себе. Оркестр играл песни Отиса Реддинга. Потом снова целовал меня на своем балконе.

– Такое ощущение, что ты моя девушка, – сказал он. Я прильнула к нему и выдохнула.

Бабуля Мэгги указала на фотографию, а потом постучала по своему обручальному кольцу.

– Ты следующая, детка!

Алекс, который так комфортно чувствовал себя в своей шкуре, заставил меня поверить, что и я так смогу. Он совершенно непринужденно говорил обо всем, что мы будем делать в будущем. О плавании на теплоходе по реке Чикаго с его фирмой в июне. О триатлоне на спринтерскую дистанцию в июле. О поездке в гости к его сестре в Айову летом. О камеди-шоу, концерте, походе в зоопарк. Он вел себя, будто у нас было это будущее, и я постепенно позволила себе представлять, что мы пробудем парой больше пары месяцев.

– Серьезно, в чем подвох? – спрашивала я одногруппников и доктора Розена.

– Это ты нам скажи, – отвечал Макс.

Я качала головой. Ситуация с родителями Алекса была непростой, но он не производил впечатления человека, искалеченного травмой или опасающегося отношений. Расписание его тренировок граничило с обсессией, но никогда не изнуряло до такой степени, чтобы у него не оставалось сил общаться или заниматься сексом. Его литературный вкус казался мне слегка незрелым, но на свете много людей, которые любят Гарри Поттера – это не было серьезной причиной сбрасывать со счетов такого замечательного человека, как Алекс.

Мне просто было страшно.

Однажды утром мы зашли в кафе позавтракать перед работой. Мы заняли кабинку у окна, скармливая друг другу кусочки маффина и ведя себя как те парочки, в сторону которых я презрительно фыркала, когда была одиночкой или мучилась с Джереми. В какой-то момент я встала, чтобы принести салфетки, и Алекс позвонил мне на сотовый, лежавший в сумке, которая стояла рядом с ним. Голосовое сообщение, которое я прослушала позже, растопило мое тревожное, ощетинившееся сердце: «Привет, красотка в кафе. Это звонит твой бойфренд. Он думает, что ты очень милая». Я прослушивала его снова и снова и думала: как же мне будет плохо, когда все рассыплется.

Доктор Розен превратился в заевшую пластинку.

– Верьте в это, мамэле. Верьте.

Недели летели, следы тревожности никуда не девались, но запоры прекратились, а радость парила высоко. Обе группы приветствовали мои еженедельные отчеты одобрительными возгласами.

– Стабильность вам к лицу, – заметил доктор Розен.