Но не думала, что мне позволено освободиться. Вот буквально это слово и всплывало у меня в голове:
У меня было четыре с половиной часа, чтобы принять решение.
– Девять лет? – переспросил Макс. Технически я не нарушила обещание, потому что сказала так: «Мужчина, с которым я спала прошлой ночью, сказал мне, что встречается с психотерапевтом девять лет».
– Да, почти десять. Скотина!
Доктор Розен поднял руку.
– А давайте не будем спешить?
Я ткнула пальцем в его сторону.
– Он знает о вас несколько месяцев. Вы бы видели, как он надо мной смеялся! И эти его тайны…
– Это не тайна. Он же вам рассказал, – доктор Розен говорил успокаивающим тоном, отчего я только больше взбесилась.
– Неужели вы не хотите для меня
Доктор Розен поднял брови.
– Что вы имеете в виду под «бо́льшим»?
– Он отсек меня от группы и не рассказал о собственной терапии. Эти отношения – очередной тупик. Моя специализация.
Доктор Розен напустил на себя задумчивый вид и уставился на меня. Потер подбородок и несколько раз открывал рот, чтобы заговорить. Наконец, изрек жемчужину мудрости:
– Я не знаю.
Но я платила ему по $840 в месяц не за
– Почему вы хотите с ним расстаться? – доктор Розен смотрел на меня так, словно я объявила о планах стырить Брэндоново столовое серебро.
– Он неделями лгал мне умолчанием. Я в результате окажусь там же, откуда начала. Насколько я понимаю, теперь следует ожидать, что у него есть жена и детишки в Пеории.
– Это невозможно, – заявил доктор Розен.
– Почему?
– Потому что Пеория – это отстой, – вклинился Лорн.
Доктор Розен театрально подался ко мне, словно собирался посвятить в страшную тайну.
– Тссс! Конфиденциально для Кристи. Это лучшие отношения, какие у вас когда-либо были.
Мне захотелось оторвать его лысеющую башку от хлипкой шеи. И это – лучшие?!
– Да пошли вы на хер, доктор Розен!
– Это правда, – поддакнула Патрис. Бабуля Мэгги активно закивала.
– Рид ни за что не стал бы скрывать от меня свою терапию!
– Зато он врал тебе, как сивый мерин, – возразил Брэд.
– Отлично! Но Алекс – мы с ним катались на велосипедах на рассвете и занимались сексом по двадцать…
Макс утомленно вздохнул.
– Он тебя не любил, помнишь? Вспомни нож для бумаг и сумку с битой посудой.
У каждого нашелся довод, почему Брэндон лучше всего, что у меня было до сих пор. Доктор Розен расплылся в самодовольной ухмылке. Я перестала спорить. Я пожертвовала молниями в животе, которые вызывали во мне Рид и Алекс, чтобы достичь так называемых настоящих отношений с доступным мужчиной. Но у этого доступного мужчины были какие-то глубоко засевшие проблемы, которые меня пугали.
– У вас вызывает сексуальное влечение перспектива оказаться брошенной, – заявил доктор Розен.
Мне хотелось бы с ним поспорить, но как я могла? Во всех прежних отношениях по крайней мере половину того, что меня привлекало, составляли препятствия, которые надо преодолеть: религия Стажера, жена Рида, двойственное отношение Алекса.
– Брэндон никуда не денется, – сказал доктор Розен. В последовавшем за этим изречением молчании, клянусь, я услышала добавление: – Как и вы.
Тем же вечером Брэндон приехал к моему офису с улыбкой типа «пожалуйста, прости меня».
– Мне трудно сходиться с людьми, – признался он. И вся моя бравада куда-то делась. Вместо того чтобы сказать: «Мне это не подходит», я спросила:
– Что будем делать с ужином?
Потом, когда он опять перевернул меня в постели, я ощутила некую страсть в его движениях и вообразила, что он боится меня потерять. Тревожило то, что мы никогда не разговаривали о сексуальной жизни – о переворачивании, о странном молчании, в которое мы погружались, когда были близки. Я уснула с единственным вопросом в голове: «Вот если честно, смогла бы я построить семью с этим мужчиной? И лучше ли это, чем быть одной?»
34