Группа. Как один психотерапевт и пять незнакомых людей спасли мне жизнь

Я проверяла Брэндона. Делала бы я это, если бы была вольна говорить о нем в группе? Наверное, нет. Я хотела знать, считает ли он, что сможет любить меня. Видит ли будущее со мной. Неравнодушен ли ко мне так же, как к тем больничным уголкам на своей постели. Казалось, легче проверять, чем пойти в открытую и спросить прямо.

Первый тест: когда интроверт Джон, корпоративный юрист с моей работы, пригласил меня на ужин, я сказала «да». Все, что мне было известно о Джоне: любил гольф, не имеет телевизора и истории он рассказывал подолгу, с заходами издалека и подробностями. Я сказала «да», потому что свидание с другим мужчиной было как раз тем, что доктор прописал, чтобы форсировать разговор с Брэндоном на тему «к чему это все идет?»

Когда я рассказала о грядущем ужине с коллегой, он даже не оторвал глаз от газеты. «Хорошая идея», – сказал он. На следующий день я отменила свидание.

Однажды вечером после захода солнца мы ели сэндвичи с прошутто и маслинами в баре с видом на Норт-Авеню-Бич. Он приобнял меня, и мы вместе смотрели, как озеро Мичиган тихонько облизывает песок. Брэндон поцеловал меня под сенью деревьев у шахматного павильона, и я вообразила, как во мне шевелится что-то глубокое. Не молния, не трепет похоти. Что-то более основательное. Что, вот так влюбляются функциональные взрослые? Отстранившись, он посмотрел на меня.

– Может, ты не знаешь, но я обычно провожу зимы в Лондоне, – сказал он. И взял меня за руку. – В этом году хочу остаться здесь, посмотреть, к чему все движется.

Потом, когда мы занимались сексом, он меня не перевернул.

Через пару недель в понедельник вечером позвонил мне с улицы перед домом. Не хочу ли я пойти прогуляться? Я хотела. Когда спустилась, Брэндон с расстроенным видом набирал какой-то текст в телефоне. Он зашагал по тротуару, не говоря ни слова, и я пошла за ним, дожидаясь, пока он заговорит. На Ласаль-стрит он вдруг остановился. Мимо промчался автобус.

– Я хочу кое-что рассказать тебе, но ты не должна никому говорить. Включая доктора Розена. Это только между нами.

Я смотрела на красные буквы вывески спортивного магазина. Теперь начал мой черед подвергнуться проверке. Почему он от меня этого требует? Хуже того, почему я готова согласиться?

За пять лет я ни разу не променяла преданность доктору Розену ни на одного из бойфрендов. Поможет ли мне прекращение зависимости от доктора Розена двигаться вперед?

Может, необходимо очертить какой-то круг и не пускать в него терапевта. Но следует ли отдавать свое психическое здоровье в руки мужчины, который с большей любовью смотрит на свое постельное белье с плотностью в тысячу нитей на миллиметр, чем на меня? Поможет ли согласие нанести насечки на мое сердце? Или это поможет сделать слово «нет»?

Да. За то время, которое потребовалось, чтобы сигнал светофора сменился на зеленый, я официально отправила за борт свое лечение, чтобы сохранить самую сокровенную тайну Брэндона внутри себя и позволить ей отделить меня от доктора Розена, который юридически обязан хранить любую тайну, которую я раскрою.

Брэндон признался:

– У меня нет либидо.

Я расхохоталась. Настоящим розеновским хохотом, схватившись за живот и сложившись пополам. Во-первых, я знала. Во-вторых, какая разница, узнает ли доктор Розен о его либидо? Никто не ожидал от Брэндона, что он будет трахать меня, как Мик Джаггер в редакции года этак 1975-го. Облегчение затопило меня, и я ощутила в себе жар и силу. Над этим можно работать.

Он покачал головой.

– Возможно, это никогда не изменится.

– А что говорит Дитрих?

– Что у меня проблемы с близостью.

Да быть того не может!

– А еще что?

– Да ничего, в общем-то.

Свет из двухэтажного «Макдональдса» заливал тротуар перед нами. Транспортная пробка на Кларк-стрит спрессовывалась у автокафе «Портильо». Либидо не было камнем преткновения. Если останемся вместе и будем над этим работать – он с Дитрихом, а я с… ну, я ведь только что пообещала делать это в одиночку, – то кто знает, к чему сможем прийти? Я не собиралась сдаваться из-за его великого «откровения».

– Мне надо бы хотеть сорвать с тебя одежду, но я не хочу.